Было пять часов, и стебли нам больше не сбрасывали. Нужно было еще привести все в порядок, поскольку в воскресенье никто не работал. Целый час мы вынуждены были бездельничать в ожидании учетчиков, ноги наши застыли от холода, который опустился, как только закатилось солнце. Две женщины и полдюжины ребятишек, работавшие рядом с нами, собрали девять бушелей, так что наши пять оказались вовсе не таким плохим результатом, ведь детям было от девяти до четырнадцати.
Пять бушелей! Двое мужчин за три с половиной часа заработали 8,5 пенса, или 17 центов. По 4,25 пенса на каждого! чуть больше пенса в час! Но из них на руки нам выдали только 5 центов из этой суммы, хотя счетовод за неимением сдачи вручил нам шестипенсовик. Все мольбы были тщетны, история о наших злоключениях не тронула его сердце. Он громогласно объявил, что мы и так получили на пенс больше, чем нам причитается, и двинулся дальше.
Представим, что мы те, за кого себя выдавали, а именно бедолаги, оказавшиеся без денег и крова, – и вот каково наше положение: надвигается ночь, мы еще не ужинали и даже не обедали, на двоих у нас 6 пенсов. Я был так голоден, что запросто проел бы три шестипенсовика, да и Берт тоже. Одно было ясно: истратив 6 пенсов, мы наполним наши желудки на 16,6 процента, и при этом они останутся на 83,4 процента пустыми. Опять оставшись без гроша, мы сможем выспаться под забором, что было бы вовсе не так плохо, если бы к голоду не прибавлялся еще и холод. Но завтра будет воскресенье, и значит, никакой работы мы не получим, а наши глупые желудки вовсе не желают принимать во внимание это обстоятельство. И на этом месте опять проблема: как наскрести денег на три приема пищи в воскресенье и на два в понедельник (поскольку в следующий раз заплатят нам только в понедельник вечером).
Мы знали, что работные дома переполнены, а если мы будем просить подаяния у фермеров или сельских жителей, высока вероятность загреметь в тюрьму на четырнадцать суток. И что же нам делать? Мы в отчаянии посмотрели друг на друга…
Да нет же, отчаяния не было и в помине. Мы радостно возблагодарили Бога за то, что мы не такие же, как прочие люди, и особенно не такие, как сборщики хмеля, и бодро зашагали по дороге к Мейдстону, позвякивая в карманах серебряными монетками, которые мы прихватили из Лондона.
Глава XV
Хозяйка морей
Я и представить себе не мог, что встречу Хозяйку Морей в самом сердце Кента, но именно там я ее и нашел, на захудалой улочке в бедном районе Мейдстона. В окне ее дома не было объявления о сдаче комнат, и пришлось уговаривать ее разрешить мне переночевать в гостиной. Вечером я спустился в полуподвальный этаж, где помещалась кухня, чтобы побеседовать со старушкой и ее мужем Томасом Магриджем.
И пока мы разговаривали, все тонкости и сложности нашей грандиозной механистической цивилизации куда-то улетучились. Я словно проник сквозь кожу и плоть, добравшись до самой ее обнаженной души и до самой сущности замечательного английского характера, который воплощали Томас Магридж и его старая жена. Я обнаружил в них и жажду странствий, манившую сынов Альбиона на край света, и невероятную неуступчивость, толкавшую англичан на шальные стычки и сумасбродные войны, и упрямство, которое слепо вело их к имперскому величию; а также я нашел колоссальное, непостижимое терпение народа, которое позволило ему нести это тяжкое бремя, безропотно трудиться долгие тяжелые годы и покорно отправлять лучших своих сыновей во все концы света, чтобы завоевывать и покорять.
Томас Магридж – семидесятиоднолетний старичок. Из-за небольшого роста в свое время его не взяли в солдаты. Он остался дома и все годы трудился. Первые его воспоминания были связаны с работой. В жизни он не знал ничего, кроме работы. И в семьдесят один год он все еще работал. Каждое утро первая песня жаворонка застает его в поле, ведь он поденщик с самого раннего детства. Миссис Магридж исполнилось семьдесят три. С семи лет она трудилась в поле, вначале наравне с мальчишками, а потом и с мужчинами. Она продолжает трудиться и по сей день: дом ее сияет чистотой, она стирает, варит и печет, а с моим появлением готовила для меня и заставляла меня краснеть, по утрам убирая мою постель. За более чем шесть десятков лет каждодневного труда они ничего не скопили, и впереди их не ждало ничего, кроме работы. И они были этим вполне довольны. Иного существования они и не мыслили.
Они ведут простую жизнь. Желаний у них немного – пинта пива в конце дня в полуподвальной кухне, еженедельная газета, которую они прилежно читают семь вечеров подряд, и беседа, такая же неспешная и однообразная, как пережевывание жвачки. С гравюры на стене на них смотрит хрупкая ангелоподобная девушка, под изображением подпись: «Наша будущая королева». А с раскрашенной литографии рядом взирает дородная пожилая леди, а внизу выведены слова: «Бриллиантовый юбилей нашей королевы».
– Сладок хлеб, заработанный в поте лица, – изрекла миссис Магридж, когда я сказал, что им, возможно, пора и отдохнуть.