Читаем Лучшая подруга Фаины Раневской полностью

(1928)

Дорогая Павла Леонтьевна!

Ваше письмо получил в Москве менее чем за час до отъезда…

…Включение себя в В/юбкомиссию[13] считаю для себя большой честью и радостью. Глубоко и нежно люблю в Вас человека и актрису.

Для юбилея «Вишневый сад» – это ароматно, высокопробно и Вам к лицу. А что от «Жены» Вы отказались (деликатную Вашу мотивировку я свободно расшифровываю), по-моему, Вы не совсем правы: мне представляется, что роль Веры в Ваших руках расцвела и заиграла бы согласно замыслу автора. Пока я видел 2-х Вер – Пашенную в Малом[14] и Аленеву в Большом. Пашенная угробила и роль, и пьесу. У Аленевой же, на репетиц‹иях›, по кр‹айней› мере, выходило весело, приятно, убедительно.

1-я говорит: роли нет, 2-я: за сколько лет дождалась хорошей роли.

Вообще же говоря – пьеса не удалась. Почему и в чем – это я вижу чрезвычайно ясно. Но об этом долго говорить. Сейчас не хочу ни думать о ней, ни читать. (Еще не читал и долго не буду читать ни одной рецензии.) В Москве она идет хорошо, зачастили аншлаги, гомерический хохот и многочисленные аплодисменты среди действия. Но за всем тем чувствуется непреодоленная театром перегруженность, тяжеловесность. Всем этим богата и «Яровая», но там «героика».

Вообще же считаю «Жену» гораздо выше и тоньше Яровой. Это понимают, конечно, немногие, и в провинции пьеса не пойдет.

В пьесе есть много пустых мест, и самое нестерпимое из них – объяснение Грушиных в 1-м акте. Я его написал заново, и буде Вам придется играть, пожалуйста, сообщите – пришлю новый вариант.

Живем помаленьку. Здоровье мое наладилось, и я тороплюсь писать новую пьесу, ибо уверен, что летний мой недуг весьма отразился на «Жене», как, может быть, припомните, в Сим‹феропо›ле Вам пришлось играть в моей заведомо нефритной пьесе. (Недавно захотел перечитать ее[15] – даже черновиков ни клочка не осталось.) Л‹ариса› И‹вановна› и Наташа[16] просят кланяться.

Ваш К. Тренев

Привет Павлу Анатольевичу!

Если захотите писать – спешите: скоро выеду в деревню.

Константин Андреевич любил шутку, даже розыгрыш. Отдыхала я как-то в Кисловодске в 1937 году. Получаю местное заказное письмо. Не узнаю почерка. На конверте читаю: «От Степана Степанова. Санаторий КСУ». В полном недоумении распечатываю и читаю:

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное