Не успела я открыть рот, чтобы предупредить, что семнадцать — это моё последнее слово, как с улицы раздался громкий свист, и сразу донёсся крик:
— Кирус, поднимай людей, Баклаевские идут!
Кирус отодвинул меня здоровенной ручищей в сторону и нырнул в низкую покосившуюся дверь.
— А я говорила, не надо на их территории работать… Как знала, как знала, — зашептала женщина, лихорадочно сжимая в руке охватывающие полную шею мониста.
— Ладно, я, пожалуй, позже загляну, раз у вас на сегодня так много дел, — я стала спускаться вниз по выщербленным ступеням.
В розоватых лучах заходящего солнца толпа приближающихся мужчин, вооружённых ножами, цепями, пистолями и дубинками, выглядела крайне нелепо. Дверь позади меня с грохотом распахнулась. Из трактира гурьбой высыпали такие же оборванцы. Я, оказавшись между двух огней, в нерешительности замерла на месте.
— Слышь, Кирус, перетереть надо, — выступил вперёд неимоверно высокий лысый мужчина хлипкого на вид телосложения.
— Давай, разрешаю, — ухмыльнулся в бороду Кирус.
— Вчерась на нашей территории двух твоих людей изловили, сегодня глядь — опять промышляют. Не по законам ты живёшь, Кирус. Или думаешь, ты — бессмертный?
— Я, Баклаюшка, ещё подольше твоего проживу, помяни мои слова.
Раздался выстрел, я вздрогнула и закрыла уши. Кто в кого стрелял, разобрать мне не удалось. Толпа, высыпавшая из трактира за моей спиной, лавиной спускалась с крыльца и просачивалась на грязную улицу, держа оружие наготове. Но драка закончилась, так и не успев начаться. С противоположной улицы показалась внушительных размеров шеренга стражников, вооружённых мушкетами. Началась заварушка, только теперь обе банды объединились против общего врага — городской стражи.
Смуглянка решительно схватила меня за руку и потащила прочь. Она бежала сломя голову, только грязные пятки истоптанных башмаков мелькали из-под цветастой юбки.
Завернув за угол, она толкнула плечом дверь и втащила меня следом.
— Тс-с-с, — женщина прижала к губам палец, всё еще настороженно поглядывая на дверь.
Я стала осматривать полутёмный, освещённый лишь коптящими свечами подвал, в котором мне удалось очутиться. У стен ютились несколько столиков, за которыми потягивающие прямо из бутылей мужчины играли в кости и карты, выпуская сизые струйки табачного дыма. Вокруг них крутились расфуфыренные девицы с голыми плечами. Их ярко-размалёванные лица с наклеенными мушками отчётливо вырисовывались в полумраке. Никто из присутствующих не обратил на нас ни малейшего внимания.
— Послушай, — зашептала я, — какой смысл здесь прятаться? Нужно выйти и объяснить, что всё это — глупое недоразумение.
— Ты что, с луны свалилась? Они всю шайку повесят, не разбираясь, уж я-то знаю. А мне на виселицу нельзя — у меня дочка и мать старая, кто их кормить будет?
— Я не имею никакого отношения к твоей шайке! — возмутилась я. — Мне домой пора!
— Дурында безголовая! За Кирусом давно охотятся, будут всю ночь шерстить. Останемся на ночь здесь. Или у тебя девять жизней? — она смолкла и замахала рукой одной из девиц, с пышными перьями в волосах.
— Чего? — поспешила она к нам навстречу, нервно захлопнув грязный ощипанный веер.
— Ружена, выручай, перекантоваться надо.
— Опять? — подняла подведённые углём брови девица.
— Не опять, а снова. Только до завтра. Ты мне еще должна, не забывай.
— Ладно, — вздохнула Ружена, без стеснения задирая подол платья и извлекая из заштопанного чулка ключ.
Женщина потянула меня вглубь подвала по узкому неосвещённому коридору и, отворив низкую дверцу, втиснула в крохотную комнатушку с лежащим на полу соломенным тюфяком и горой подушек.
— Ружена сюда никого не водит, это только её убежище, — словно прочитав мои мысли, сказала она, снимая башмаки и без стеснения разваливаясь на постели, заложив руки за голову. — А утречком по домам отправимся. Надеюсь, Кирусу удалось уйти, тогда ты будешь при деньгах, лишившись перстня, а я — при работе и надёжном прикрытии.
Я присела на тюфяк рядом.
«А что, собственно я теряю, оставшись здесь? Не придётся тащиться к маяку пешком холодной ночью. А утром продам перстень, сгоняю в порт и найду Олехно, он не откажет отвезти меня. Эйва волноваться не будет — наверняка она уже на маяке». Только я собралась поинтересоваться, нет ли у этой проныры знакомых моряков или рабочих в порту, как обнаружила, что та уже беззаботно храпит, отвернувшись к стенке.
Проснулась я оттого, что было невыносимо душно. С одной стороны от меня спала Кирусова разбойница, с другой — уже смывшая боевую раскраску Ружена.