Лунные кружева, серебряные нити

Во мне боролись два желания: плюнуть ему в лицо или заставить его никчёмное огрубевшее сердце остановиться. Но победил всё же здравый смысл:

— Мне нет никакой выгоды обманывать вас.

— Вот и умница. Я пойду, допью кофеёк, а когда вернусь — ты уже стянешь колечко и отдашь мне. Иначе придётся конфисковать вместе с пальцем.

— У меня другое предложение. Вы посылаете гонца к Гдышеку с сообщением обо мне и перстне. А если он до вечера не явится, я отдаю вам то, что вы просите.

— Лады, — протянул он руку, — ждём до заката. Но если он не явится, ты остаёшься здесь на ночь. В моём кабинете.

— Идёт, — я протянула свою. — Только чтоб без обмана. Человека точно отправите?

— Честное служивое, — толстяк пожал мне руку, подкрутил ус и вышел.

Как только меня оставили одну, заперев на ключ, я подняла с пола ножницы и приблизилась к остаткам разбитого зеркала. Ровняя волосы, недостающие теперь и до плеч, я раскаялась в своём поспешном решении. «А вдруг виконт слишком занят, либо вообще отсутствует, уехал по делам или вышел в море? А что, если толстяк всё же обманет меня? И почему я сначала делаю, а потом думаю? Голова бедовая…»

Ночевать здесь однозначно я не собиралась. Придётся поступить с ним так же, как и со Ставром, если не будет иного выхода. А вот как избежать виселицы? Ещё несколько дней назад я раздумывала, не отправиться ли следом за Данияром, но теперь всё иначе…

Я сидела на единственном стуле, бессмысленно глядя через закрытое решёткой окно на увядающий куст сирени, и прислушивалась к каждому шороху по ту сторону двери.

Холодное осеннее солнце проглядывало сквозь низкие рваные облака и нехотя облизывало бок пожелтевшего кустарника, лениво роняющего блеклые листья. Вот один, сухой и коричнево-ржавый, плавно летит вниз, закручиваясь у самой земли в быстром водовороте. Другой, восково-жёлтый, тяжёлый, с силой обрушивается вниз, задевая острыми краями недовольно шуршащих потревоженных соседей. Третий, ещё приветливо зеленеющий на самой макушке, но уже сморщенный, словно собравшийся плакать, лихорадочно подрагивает, вот-вот готовый сорваться…

Лист за листом, лист за листом сбрасывает бесстыжая сирень, оголяя озябшие суковатые коленца, тонкие и кривые… Лист за листом, лист за листом… Медленно, медленно тянется время…

К вечеру в коридоре раздались тяжёлые шаги начальника и скрежет вставляемого в замочную скважину ключа. Я встрепенулась, выйдя из оцепенения и мысленно вернувшись в полумрак пропахшей сыростью камеры.

— Вот, ваша милость, — услышав голос толстяка, я соизволила обернуться, и ноющая боль разлилась по затёкшей от долгой неподвижности спине.

— Ладомира? — замер в дверях виконт, и его светлые брови поползли вверх по тонкому лицу. — Я уже не удивлён столь необычной встрече. Но ответьте, ради всего священного, почему вы всегда оказываетесь в центре неприятностей?

— Есть лишние, могу поделиться, — я так и осталась безучастно сидеть на месте, ожидая, пока он приблизится и подаст руку.

— Винсент, попросите, пожалуйста, этого человека, чтобы он вернул моё кольцо.

Гдышек не успел и рта открыть, как начальник тут же начал извиняться и расшаркиваться:

— Всё вернём, всё вернём… ошибочка вышла… виноват, ваша милость, — лебезил он, испуганно моргая и расплываясь в глупой улыбке.

— Куда едем? — осведомился виконт, едва мы уселись на бархатные сиденья украшенной родовыми гербами кареты.

В ответ я лишь пожала плечами. Он положил на колени щедро украшенную перьями шляпу, рассыпая по плечам русые напомаженные локоны, и надменно скрестил на груди руки, в задумчивости постукивая пальцами по расшитому серебром камзолу.

Некоторое время ехали молча. Лишь приоткрыв лёгкую занавеску и заметив старую липовую аллею с переброшенным через пруд кованым мостиком, я вздохнула:

— Послушайте, Винсент, если вы полагаете, что я брошусь вам на шею в стремлении отблагодарить за очередное чудесное спасение, то вы глубоко заблуждаетесь. Так что можете остановить прямо здесь, я выйду.

— Это было бы забавно, — улыбнулся он. — Но вы плохо меня знаете: никогда не преследую загнанную лань. К тому же, от недостатка женского внимания я не страдаю, — привычным жестом он поправил кружевные манжеты. — Отдохнёте, приведёте себя в порядок и отправитесь, куда вашей душе угодно. И, кстати, что за причёска? — виконт брезгливо протянул обтянутую тонкой перчаткой руку, зажав меж пальцами остриженную прядь моих волос. — Сейчас так модно?

— Да… пожалуй…

— Мне не нравится. Извините.

По прибытии на втором этаже особняка мне была выделена громадная роскошная спальня, в которой я чувствовала себя крайне неуютно, словно заблудившись в музее. Всё по отдельности — вазы, картины, скульптуры, зеркала, ковры и канделябры — мне нравилось. Но всё это вместе, собранное в одной комнате, создавало гнетущее впечатление. К такому интерьеру, напоминающему пёструю мозаику, нужно привыкать с рождения. Зная виконта, нетрудно предположить, что в его планах и было поселить меня в одну из самых шикарных комнат, дабы поразить роскошью и богатством родового гнезда.