Истошный крик Ветраны заставил всех обернуться. Девушка стояла у дороги, подняв кверху обе руки. Справа от неё здоровенный амбал с чёрной повязкой на одном глазу держал в руках цепь, размахивая ею в воздухе. Слева тощий, длинный, заросший щетиной мужик в обеих руках держал по кривому ножу, упиравшихся в бока Ветраны. Володримей, недолго думая, поднял с дороги увесистый камень и запустил им. Через мгновение здоровяк уже лежал в дорожной пыли, а его дружок улепётывал в лес, бросив своё оружие. Данияр сорвался с места и бросился вдогонку. А я, вместе с Володримеем и кучером, направилась к девушке. Она вовсе не казалась испуганной, пару раз еще и лягнула ножкой в изящной атласной туфельке лежащего разбойника. Присев, я склонилась над ним. Раны не было, но на виске прямо на глазах надувалась ярко-бордовая шишка. Я тут же приложила ладонь к его голове, стараясь хоть как-то облегчить боль — человек ведь всё-таки.
— Вы же его убить могли, — с укором обернулась я к Володримею.
— Да что с ним, извергом, сделается? У него башка покрепче этого камня будет!
— А если бы в дочку попали?
— Я меткий. Годы тренировок.
Ветрана чмокнула отца в щёку и горделиво прошествовала к коляске.
— Только я вообще-то в того, худого целился, который с ножиками, — шепнул мне Володримей и поспешил вслед за дочерью.
Совсем скоро из лесу появился Данияр, толкая перед собой невезучего грабителя со скрученными за спиной руками. Кучер на пару с Володримеем решили связать разбойникам руки и, привязав верёвкой к коляске, доставить в Белобрег для дальнейшего разбирательства. Бедолаги принялись молить о пощаде и откупаться, выворачивая карманы. Ветрана же, пользуясь случаем, ещё разок оттаскала тощего за волосы. В общем, разошлись они мирно, обещая исправиться.
— Через часок уж в городе будем, прикажете еще остановку? — подал голос возница, когда солнце начало клониться к западу.
— Нет, гони, — заёрзала Ветрана. — А то лавки закроются.
Данияр обернулся к кучеру:
— Будь добр, друг, не доезжая города останови. Как лес закончится, у развилки.
Кучер кивнул головой.
— Так вы не в город? А куда? — надула губки Ветрана.
Я вспомнила слова Данияра и решила, что eй будет спокойнее ничего не знать:
— Да еще кой-какие дела остались, мы в Белобрег позже заглянем, своим ходом.
— В общем, решай свои проблемы быстрее. Не придёте на мою свадьбу — обижусь, так и знай! Ты ведь моя единственная подруга!
И когда это, интересно, мы стали подругами? За пару дней? Вообще-то, если сказать по правде, она тоже моя единственная подруга. Хотя бы потому, что остальные просто выпали из моей памяти.
— А когда свадьба? — вежливо поинтересовалась я.
— Мы с моим Пересветиком дату ещё не назначили, думаю, через недели две — ещё время подготовиться нужно. Да и хочется, чтобы нас сам Верховный Мистагог венчал. А он пока за свадьбы не берётся — занимается государственными делами.
— Например, ведьмарок в Старброде ловит, — вмешался Данияр, поглядывая на меня. И я поняла, что гуляние нам не светит. Но Ветрану огорчать не хотелось, и посему пришлось заверить, что мы будем стараться изо всех сил, чтобы попасть на торжество.
— Приморская улица, самый первый дом, запомнишь?
— Уже запомнила, — устало кивнула я.
— А муж твой, случайно, не тот ли Пересвет, который Вежновеций? — поинтересовался сидящий рядом Данияр.
— Он самый. Вы знакомы?
— Да не то, что бы. Они с отцом своё торговое судно у нас на верфи делали. Я тогда еще учился судостроительному делу и подмастерьем работал. А запомнил, потому что за срочность хорошо заплатили. Да и не последние люди в городе.
— Да, он у меня такой — Пересветик мой. А отец его уж год, как помер и ему всё завещал.
Как только закончился нависающий с обеих сторон густой хвойный лес, экипаж остановился. Мы распрощались, пожелав друг другу успехов и прочих радостей. На прощанье Ветрана вручила мне подарок — свёрток, в котором лежали белый кружевной веер, вуаль, баночка с пудрой и пуховкой и флакончик с ярко-пунцовой мазилкой, использовавшейся, вероятно, для губ и щёк. Данияр спрыгнул с коляски, снял меня и наши связанные в охапку вещи, и мы зашагали по широкой утоптанной дорожке, тянущейся в гору между зеленеющим лугом и кромкой густого леса.
— И когда ты успела подругу эту приобрести? По ней же сразу видно — девица лёгкого поведения, — бурчал себе под нос Данияр.
— А ты их много встречал? То-то смотрю, хорошо разбираешься!
— Лад, не придирайся к словам, мне лень сегодня с тобой ругаться. А видела бы ты этого «Пересветика», да в нём пудов семь живого веса! И никакой он не «господин», а купец обычный.
— А теперь ты не придирайся! Пусть выходит за кого хочет, это их дело! И вообще, завидуй молча!
Мы шли по тропке, споря и припираясь. Точнее, спорила я, а Данияр не обращал на меня никакого внимания, и от этого я злилась еще больше. Даже когда он сунул мне в лицо букет из маков и ромашек, я не успокоилась и продолжала ворчать, что он нагло затыкает мне рот и уходит от разговора.
— Слушай, ты такой пилой стала, раньше я за тобой такого не замечал.
— Ну так и не тащись за мной.