Лунные кружева, серебряные нити

— А за кем тогда прикажешь тащиться? Тайно надеюсь, что ты просто-напросто устала, и дома всё будет по-другому.

— И не надейся! Всё равно будешь спать в бане!

— Только если с тобой, — Данияр догнал меня и приобнял за плечи. — Какая же ты у меня чумазая!

— На себя погляди! — дёрнув плечом, я сбросила его руку. — До поселища долго ещё? А то вон туча приближается, слышишь — гремит уже?

— До Дубравника еще топать и топать, а потом ещё столько же до нашего Сторожинца. Ты же мечтала умыться, а мечты иногда сбываются. Дождь как раз твои пятна и смоет. Всё равно к родителям в таком виде не заявишься.

— Шутки у тебя не смешные. Я под дождь не хочу. И вещи промокнут. Нужно где-то спрятаться.

— Тогда давай ускоримся, не доходя Дубравника старый заброшенный хутор, там и переждём.

Дождь хлынул неожиданно резко и обильно, как из ведра. До виднеющегося впереди полуразрушенного дома добежать мы не успели, пришлось запрыгнуть в старую голубятню. Я подставляла руки под свежие холодные струи, низвергающиеся ручьём с ветхой крыши, и умывала лицо. Данияр тоже помогал, как мог, растирая мне водой шею и плечи. Крыша была совсем дырявой, и холодные капли не уставали падать за шиворот. Когда дождь начал стихать, оставляя на лужах пузыри, Данияр снял башмаки, подхватил меня на руки и побежал через лужок к старому дому. Плечом толкнув покосившуюся дверь, поставил меня на пол и снова направился к голубятне, за вещами. Но не успел он пробежать и половину пути, как с небес снова обрушилась стеной вода, и от сильного раската грома зашумело в ушах.

Данияр прибавил скорость, запрыгивая в дом и вытирая мокрыми рукавами лицо и голову. А я вовсе не спешила прятаться: так и осталась стоять у входа и любоваться разгулявшейся стихией. Шум дождя смутно напоминал мне недавно виденное во сне море. Брызги воды долетали до моих ног, как пенящиеся гребни разбивающихся о берег волн. Я наслаждалась этим моментом, вдыхая полной грудью свежий прохладный воздух. Вспышки молний с треском рассекали небо, озаряя всё вокруг колдовским светом…

— Заходи, простудишься ведь, а тебе ещё моих детей рожать, — испортив всё веселье, он втащил меня в дом и захлопнул дверь.

Я осмотрелась. Запустение и ветхость читались в каждой пяди богатого некогда дома. Из ощерившихся рам зловеще торчали осколки стекол. В одной из комнат не было половины стены, балки и крыша полулежали на еще крепком полу. К моему удивлению, паутина и пыль почти отсутствовали, мусора тоже особо не было. И скоро я поняла, почему. В кухне обнаружился очаг с дровами и маленький столик, уставленный пустыми бутылями и глиняными плошками.

— По-моему, здесь кто-то живёт время от времени, — заметила я.

— В любом случае, нам придётся переждать здесь непогоду, я так подозреваю, что и переночевать.

В самой приличной из комнат мы расстелили на полу кое-что из вещей, но перед этим я тщательно осмотрела все углы на наличие следов крыс и мышей. Промокшую одежду разбросали сушиться и переоделись.

Поужинав тем, что осталось от Старбродских припасов, мы, уставшие, но довольные собой, улеглись спать. За окном, отбивая нестройную дробь, всё еще монотонно падали капли, и от этого ещё больше клонило в сон.

— Всё-таки на тебя можно рассчитывать, в беде не бросишь, — я зевнула и улеглась на бочок.

— Ты это только сейчас поняла?

Среди ночи меня разбудил скрип двери и громкие шаги, затем я услышала голоса. Судя по всему, между собой негромко разговаривали несколько мужчин.

— Я же человеческим языком говорил: нападать надо было, когда они еще колесо починяли, — раздался хриплый голос.

— Так мы ж тогда засаду не успели устроить, — ответил ему писклявый.

— А вдвоём на одном хромом коне вы путь перерезать успели? Да от бабы схлопотать?

— Успели. Да только к ним подмога подоспела, — вмешался третий голос.

— Какая ещё подмога?

— Да четыре здоровенных мужика, — продолжал третий.

— Пять. И все с ружьями, — писклявый сочинял на ходу.

В кухне загремело, кто-то стал возиться с дровами, разжигая очаг, зазвенели стеклянные бутыли и кухонная утварь.

— А я такой, одному — на! Второму — на! Третьему — под дых, четвёртому — по тыкве!

— Да, и я, и я! — поддакивал писклявый голосок. — Как рукой махнул, как всех раскидал! А потом еще сзади навалились, одолели, окаянные!

Данияр приподнялся на локте и нашарил в сумерках полено:

— Да это же наши горе-разбойники! Вот уж где приврать горазды! Пойду, пообщаюсь. Поинтересуюсь, где они пятерых с ружьями видели.

Я взяла его за рукав, покачала головой и приложила палец к губам.

— Надобно в другое место уходить. Тут никакого промысла, будто сглазил кто, — продолжалась за стеной беседа.

— Да кто ж тебя, одноглазого, сглазит?

Они дружно заржали.

— А вы, ежели в недобрый глаз и нечистиков не верите, то и напрасно. Вот у моей тётки домовик завёлся. И такой же ж гадкий, шельма! То горшок утащит, то тарелку серёд ночи расшибёт!