Лунные кружева, серебряные нити

А вот пристань не была такой чистой и нарядной, как центральные улицы. У причалов мерно покачивались утлые грязные судёнышки. На мутной воде плавали горы мусора. Меня просто выводили из себя ужасный запах, ругающиеся между собой люди, которые беспрестанно копошились, таская ящики; своры тощих собак, стаи кружащихся и нагло галдящих чаек, вырывающих отбросы даже из когтей облезлых злющих кошек.

Усадив меня поверх нашего нехитрого скарба, Данияр велел дожидаться его, не сходя с места, а также ни с кем не разговаривать и не зевать, смотря по сторонам.

— Слушай, и чего ты нянчишься со мной, как с младенцем? Я уже большая девочка, и сама разберусь, что к чему, что мне следует делать, а что — нет.

Данияр ничего не ответил и зашагал прочь.

— Эй! И леденец мне купи! На палочке! — крикнула я вслед.

В одиночестве мне пришлось сидеть совсем недолго. Вскоре ко мне прибилась черноволосая женщина в цветастой юбке со множеством бус и гремящих браслетов.

— Ай, красавчик, позолоти ручку, погадаю. Всю правду скажу о дороге дальней, да о доме казённом, да о зазнобе твоей…

— Что за бред вы несёте? О какой зазнобе? Это вас ждёт дом казённый, уже в который раз.

Она недовольно зыркнула, но продолжила:

— Венец безбрачия убираю, снимаю порчу…

— Я вот, знаете, тоже: снимаю — порчу, одеваю — порчу, и вообще, иногда кажется, что у меня руки не с того места растут!

Я демонстративно отвернулась, но она не унималась:

— Позолоти ручку, вижу, деньги ждут тебя большие…

— Не могу я ничего позолотить, я еще только жду их, больших.

— Что, совсем ничего нет?

— Совсем-присовсем, — для пущей убедительности я вывернула пустые карманы.

Женщина смерила меня ледяным взглядом и отцепилась.

Не прошло и нескольких минут, как ко мне приблизился высокий человек в поношенном коричневом плаще и стал пристально меня разглядывать. На всякий случай я поплотнее закуталась в куртку и натянула шляпу на нос.

— Эй, парниша, — услышала я над ухом хриплый голос.

— Гляди-ка, что у меня есть!

Я сразу же зажмурилась, как только он распахнул полы длинного плаща.

— Брать что будешь? Недорого.

Услышав эти слова, я открыла один глаз. Рассмотрев, что изнанка плаща полностью «украшена» ножами, кастетами и часами на массивных цепочках, открыла и второй:

— Денег нет.

Он выругался и отошёл.

Тот час меня кто-то обнял, я обернулась, ожидая увидеть Данияра, но на моей шее повисла огненно-рыжая, растрёпанная девица.

— Салют, сладкий мой котёночек, поразвлечься не желаешь? — и подмигнула мне криво размалёванным чёрным глазом.

— Нет.

— Что ж так? — она пробежалась длинными ногтями по моей шее.

— Денег нет.

— Когда будут, приходи. Молоденький, хорошенький, сделаю скидку, — рыжая сладко улыбнулась ярко-красными губами.

— Зайду обязательно.

Только я наклонилась погладить тёршуюся о ноги полосатую кошку, как шатающейся походкой приблизился следующий посетитель. Это был старый, давно не просыхающий матрос в грязной изодранной куртке, рукав которой болтался сам по себе и чудом не падал на землю.

— Эгей, брат, — он похлопал меня по плечу, а меня чуть не вывернуло от стойкого запаха перегара, — пойдём, выпьем, друг мой!

Я отрицательно покачала головой, закрываясь рукавом.

— Милейший, за бутылочку рома или хотя бы за кружку эля, я поведаю тебе нужную информацию: куда лучше наняться, и какова оплата, а ещё расскажу о несметных сокровищах проклятого острова.

— Денег нет, кхе-кхе, — я изо всех сил старалась не дышать.

— Весьма прискорбно, но не смертельно. Всего доброго, молодой человек. Как говорится, всех благ и попутного ветра!

Он, наконец, прекратил раскланиваться и удалился.

Стоило мне отдышаться, как я почувствовала чью-то руку на моём плече.

— Денег нет, — привычно ответила я.

— Согласен бесплатно, — раздался в ответ знакомый голос.

— Ну, наконец — то! — подпрыгнула я, забирая из рук Данияра леденцы. — Какие же противные люди бывают, веришь?!

Данияр молча взял наши «клунки», а я — обтянутый кожей медицинский ящик, и мы направились к причалу.

На деревянных мостках возле небольшого обшарпанного судна с криво выведенной на борту надписью «Мидема» с дымящейся трубкой в зубах стоял седой плотный мужчина в новеньком кителе. Обернувшись, он поздоровался за руку с Данияром, а меня, стоящую рядом с торчащим изо рта леденцом, брезгливо осмотрел и поморщился. Дальше он общался только с Данияром.

— Рейс первый?

— Никак нет. Ходил в Галтию в качестве второго штурмана.

— Ладно. Туда везём соль. Обратно — товар, — он хитро прищурился. — Покажешь себя — получишь долю.

— Идёт, — Данияр ещё раз обменялся с ним рукопожатием.

— А это и есть лекарь? Кабы его за борт не смыло, на корм креветкам, — капитан крякнул, что, видимо, означало, что он несказанно рад своей удачной шутке.

— Студент ещё. Но ученик самого Лучезара Недведича. Я за него ручаюсь.

— Ладно, бес с ним, — прищурился капитан и добавил, обратившись ко мне: — Ничего, кроме харчей, не получишь. Иди в трюм, выбирай гамак. И шмотки туда же.

Но Данияр нe сдвинулся с места:

— Капитан, так не пойдёт. Мы договаривались, что лекарю негоже плыть с пьяной матроснёй.

— Ты слова — то подбирай!