Лунные кружева, серебряные нити

— Ну конечно! И при этом шинковать, варить, парить, жарить, убирать, стирать и гладить? А может, тебе еще тапочки в зубах приносить, когда с работы вернёшься? Ты не даёшь мне самореализовываться!

— Милая, заметь, я ничего этого не говорил. Сама придумала, сама завелась, сама поругалась, теперь сама и успокаивайся. Реализовывайся, сколько хочешь, только платье пыльное сними, постель испачкаешь, — он подошёл и стянул с меня через голову платье, я только послушно подняла обе руки.

Мы запросто поместились вдвоём в ванне. Немного тесновато, руки-ноги не разбросаешь, но всё жe.

— О, я придумала! — воскликнула я, сдувая с ладоней пену. — Цветочница! А? Как тебе? Уверена, у меня неплохо получится составлять букеты.

— Попробуй.

— Или нет. А если я смогу шить милые дамские шляпки, на которые тут засмотрелась, как думаешь, в Белорбреге будет спрос?

— Возможно.

— А хотя, с другой стороны… Лекарем я уже была, мне не привыкать. А там и немного по — своему подлечивать буду.

— Ага.

— Но лекарю диплом, наверное, нужен, и лицензия там какая-то. Тогда можно пойти в ученицы к ювелиру. Девушек берут, как считаешь?

— Может быть.

— Уверен?

— Ага.

— Да что ты всё ага да ага, у тебя что, мнения своего нет? Тебе совсем безразлично, кем твоя жена работает?! Я тебе вообще безразлична!

— О, небо! — Данияр схватил первый попавшийся рушник и пошлёпал в комнату, оставляя на полу мокрые следы.

Когда я вышла из ванной, за окном уже стемнело. Подсушив волосы и одев сорочку, я бросила на кресло мокрый рушник и залезла под одеяло.

— Данияр, ты спишь? — тихонько погладила я пальцем его шею.

Ответа не последовало, но я знала, что не спит.

— Ну что поделаешь, если характер у меня такой? Хочешь, спинку тебе почешу?

— Отвянь. Я даже свечи загасил, чтоб тебя не видеть.

— Ну и всё, — повернулась я на другой бок, кутаясь в одеяло. — Спокойной ночи. Сам дурак.

Но этот наглец сдёрнул одеяло на себя, оставляя мои коленки мёрзнуть. Тогда я упёрлась всеми конечностями и снова перетянула его на себя. Так мы возились пару минут, пока одеяло совсем не треснуло. Тогда мы оба захихикали, а затем и рассмеялись во весь голос.

— Даниярчик, ты терпишь все мои капризы, истерики и заскоки, — крепко обняла я его. — Ты у меня такое золотко!

— А ты — птичка. Мозгоклюйка.

На том и порешили.

ГЛАВА 17

Каков народ, таковы и порядки.

(галтийская народная поговорка)

Утром нас снова разбудил глухой стук. Ещё не успев открыть глаза, я поняла, что это стук не в дверь. Как будто кто-то царапнул окно. Показалось? Нет, вот опять. Раздвинув шторы, я увидела внизу Олехно, целящегося в окошко следующим камешком.

— Всё-всё, мы уже проснулись! — выглянув, крикнула я.

— Лошадей ваших привёл! — гаркнул он, показывая на уже осёдланных лошадок. Рядом стоял и его серый в яблоках конь.

— Ты сегодня в седле? Даже удивительно!

— Короче, я на скачки, дальше сами разбирайтесь!

— Хватит орать! — присоединился высокий голос Терезии. — Постояльцев всех разбудите!

— Уже разбудили! — присоединился еще один женский голос.

— Да Терезия громче всех! — добавил мужской.

Я закрыла окно, чтоб не слышать этой какофонии.

— Данияр, а мы ведь тоже на скачки собирались.

— Собирались, да не собрались. У нас ещё вещи не сложены.

— Тогда поднимайся.

Я натянула серое саржевое платье с белым воротником (что ж поделать, дорожным костюмом я ещё не обзавелась) и заплела волосы в две тугие косы. Затем мы сложили всё необходимое в седельные сумки, в том числе предоставленные заботливой хозяйкой одеяла и кой-какие припасы, даже старую медную кастрюльку с одной ручкой.

Накинув плащ, я вскарабкалась в седло. Первой не спеша шагала Котлета, я волочилась следом верхом на Инее, иногда поклёвывая носом и стараясь не терять Данияра из виду.

Утро выдалось пасмурным и туманным. Я пришла к выводу, что если начнёт накрапывать дождик, то придётся отложить поездку до лучших времён, но всё обошлось. В городе народу было совсем мало, даже половина лавок оказалась закрытой, не смотря на довольно-таки позднее утро. Однако, свернув на широкую Рябиновую улицу, мы поняли, куда делось всё население. На специально оборудованной площадке стояло несколько десятков лошадей и экипажей, охраняемых расхаживающими взад-вперёд странниками. Чуть поодаль виднелось такое скопление народу, что яблоку негде было упасть. Судя по доносившемуся шуму, улюлюканью, выкрикам и рукоплесканиям, происходило там что-то интересное. Мы спешились и повели за собой лошадей к расставленным в ряд столбикам.

— Стоянка платная, — услышала я над ухом мужской голос, привязывая Инея к одному из свободных столбов, и обернулась.

— Три гроша, и ваши клячи под охраной, — продолжал, нагло улыбаясь, усатый стражник в ярко-красном мундире.