Лунный камень

Пять часовъ. Я написалъ отвтъ миссъ Вериндеръ.

Я предлагаю такъ уладить это дло, что если она будетъ согласна, то интересы обихъ сторонъ вполн примирятся. Изложивъ ей сначала вс невыгоды встрча ея съ мистеромъ Блекомъ до произведенія опыта, я совтовалъ ей такъ распорядиться своею поздкой, чтобы тайно прибыть въ домъ къ ночи предъ самымъ опытомъ. Выхавъ изъ Лондона съ полуденнымъ поздомъ, она поспетъ не ране девяти часовъ. А въ это время я беру на себя задержать мистера Блека въ его спальн, и такимъ образомъ миссъ Вериндеръ безпрепятственно займетъ свои комнаты, до тхъ поръ пока не настанетъ время принимать опіумъ. Когда же, и это будетъ сдлано, ничто не помшаетъ ей наблюдать послдствіи вмст съ нами. На другое же утро, если ей будетъ угодно, она можетъ показать мистеру Блеку переписку со мной и убдить его въ томъ, что онъ былъ оправданъ въ ее мнніи еще до подтвержденіи его невинности опытомъ.

Въ такомъ смысл я и написалъ ей. Вотъ все, что я могъ сдлать сегодня. Завтра надо повидать мистера Бетереджа и сообщитъ ему необходимыя распоряженія по уборк дома.

Іюня 18-го.

Опять опоздалъ къ мистеру Блеку. Предъ разсвтомъ у меня была ужаснйшая боль, сопровождавшаяся на этотъ разъ полнйшимъ изнеможеніемъ въ теченіи нсколькихъ часовъ. Я предвижу, что мн придется въ сотый разъ прибгнуть къ опіуму, хотя въ послдствіи я опять стану раскаиваться въ этомъ. Еслибъ и заботился лишь объ одномъ себ, то предпочелъ бы жестокую боль страшнымъ грезамъ. Но тлесное страданіе истощаетъ меня. Если я допущу себя до изнеможенія, пожалуй, кончатся тмъ, что я стану безполезенъ мистеру Блеку въ то время, когда онъ будетъ наиболе нуждаться во мн.

Я не могъ ране часа пополудни отправиться въ гостиницу. Это посщеніе, даже при всемъ нездоровьи, чрезвычайно позабавило меня, единственно благодаря присутствію Габріеля Бетереджа.

Я засталъ его въ комнат мистера Блека. Онъ отошедъ къ окну и сталъ смотрть на улицу, пока я, по обыкновенію, разспрашивалъ своего паціента. Мистеръ Блекъ опятъ весьма дурно спалъ и сегодня сильне прежняго чувствовалъ потерю сна.

Затмъ я спросилъ, не получилъ ли онъ встей отъ мистера Броффа. Письмо пришло сегодня поутру. Мистеръ Броффъ выражалъ сильнйшее неодобреніе образу дйствіи, принятому его доврителемъ и другомъ по моему совту. Этотъ образъ дйствій обманчивъ, — потому что возбуждаетъ надежды, которыя могутъ вовсе не осуществиться, — и вовсе непонятенъ ему, за исключеніемъ нкотораго сходства съ шарлатанствомъ, подобнымъ месмеризму, ясновиднію и пр. Разстроивъ все въ дом миссъ Вериндеръ, онъ кончится тмъ, что разстроитъ самое миссъ Вериндеръ. Мистеръ Броффъ излагалъ это дло (не зазывая именъ) извстному доктору; знаменитый врачъ улыбнулся, покачалъ головой и ничего не отвтилъ. Въ силу этого мистеръ Броффъ оканчивалъ свое письмо протестомъ. Слдующій вопросъ мой касался Луннаго камня. Представалъ ли адвокатъ какое-нибудь доказательство, что алмазъ точно въ Лондон? Нтъ, адвокатъ просто отказался обсуждать этотъ вопросъ. Онъ былъ убжденъ, что Лунный камень заложенъ мистеру Локеру. Отсутствующій другъ его, знаменитый мистеръ Мортветъ (а его глубокія познанія о характер Индйцевъ не подлежатъ никакому сомннію), также убжденъ въ этомъ. Въ силу этихъ доводовъ и при множеств длъ, съ которыми къ нему обращаются, онъ долженъ отказаться отъ преній по предмету, очевидно доказанному. Современемъ видне будетъ, а мистеръ Броффъ не прочь подождать.

Ясно было, — еслибы даже мистеръ Блекъ не разъяснилъ этого еще боле, ршившись передать мн только содержаніе письма, вмсто того чтобы прочесть его цликомъ, — что въ основ всего этого лежало недовріе ко мн. Давно предвидвъ это, я ничуть не обидлся, и даже не удивился. Только спросилъ мистера Блека, не поколебалъ ли его дружескій протестъ. Онъ съ жаромъ отвчалъ, что это не произвело на него за малйшаго впечатлнія. Посл этого я въ прав былъ выключить мистера Броффа изъ своихъ соображеній, и выключилъ. Разговоръ нашъ прекратился на этомъ, а Габріель Бетереджъ выступилъ изъ своего убжища подъ окномъ.

— Не удостоите ли выслушать меня, сэръ? спросилъ онъ обращаясь ко мн.

— Я весь къ вашимъ услугамъ, отвтилъ я. Бетереджъ взялъ кресло, слъ къ столу, а досталъ огромный, старомодный кожаный бумажникъ съ карандашомъ такихъ же размровъ какъ очки; надвъ очки, онъ развернулъ бумажникъ на блой страниц и еще разъ обратился ко ив.

— Я прожилъ, сказалъ Бетереджъ, строго поглядывая за меня, — лтъ пятьдесятъ на служб у покойной госпожи. До этого служилъ въ пажахъ у стараго лорда, отца ея. Отъ роду мн теперь что-то промежь семидесяти и восьмидесяти, — нужды нтъ сколько именно! Говорятъ, что я не хуже другахъ узналъ свтъ — а вдоль, а поперекъ. И чмъ же все это кончается? Кончается это, мистеръ Ездра Дженнингсъ, тмъ, что помощникъ доктора выкидываетъ надъ мистеромъ Франклиномъ Блекомъ колдовскую штуку съ бутылкой опіуму, а меня, прости Господи, приставили на старости лтъ къ колдуну въ мальчишка!