Макорин жених

мать сходить к Платониде: говорят, она божьей благодатью тронута. И верно, не успела

Паранина мать произнести три слова, Платонида сама всё ей высказала – зачем пришла и

чего хочет. Прозорливая, как есть прозорливая!

– Не убивайся попусту, молись богу да не бойся приносить ему от щедрот своих,

всевышний и поможет. Девка твоя не кривая, не хромая, не шадровитая. Найдется жених,

коли смилостивится отче наш всеблагий и всеправедный.

Платонида велела сходить Паране в ночь под четверток, после вторых петухов ко

«кваснику», зачерпнуть водички от самого дна туеском, в котором семь дней сидела мышь с

обрубленным хвостом. Эту воду Платонида освятит, даст, кому надо, попить али окропит при

удобном случае и тем присушит к Паране какого хочешь жениха.

Параня не побоялась ночи, сходила ко «кваснику», добыла водички со дна, принесла её

Платониде. Та поставила туесок перед образом Парасковы-Пятницы, прилепила к его краю

свечку, затеплила её, стала молиться, приказав и Паране встать на колени. После молитвы

Платонида отлила водички в малый стеклянный пузырек и велела при случае незаметно

брызнуть на того парня, которого хочешь присушить.

– По сердцу ли, по душе ли будет тебе, кралюшка писаная, парень видный, дородный,

работящий, сосед мой Егор Бережной? – спросила Платонида.

Параня поужималась, потеребила концы полушалка, ответила:

– Шибко гож...

И стеснительно засмеялась.

– Его и окропи святой водой родниковой, твой будет.

Сама не своя улетела Параня от Платониды, отлила дома родниковой водички в другой

пузырек и дала его матери с наказом покропить тайком на Егора Бережного. Мать поделилась

водичкой со снохой. Ой, Егор Бережной, дивиться тебе и дивиться, отчего это появляется

мокреть то на пиджаке, то на рубахе.

5

Вечером после гулянки у «квасника» Макора плакала в чуланчике на повети. А Егор

жадно тянул пиво из Платонидиной ендовы и сам удивлялся способности столько выпить за

один присест. Ефим Маркович подливал в ендову, а Платонида потчевала.

– Пей, Егорушко, ты ведь правнук Афоньке Бережному...

По рассказам деда и отца, а немножко и по личным детским впечатлениям, Егор помнил

своего прадеда. Тот жил в Емелькином Прислоне, версты за три от Сосновки. Дважды в год

гостил он у внука Павла – в день вешнего Егорья и на Успенье, осенью. Спозаранку, не

привернув, пройдет на Погост, к обедне, а уж от обедни направляется в гости. К тому

времени на подоконнике раскрытого окна у Павла приготовлено угощение: ведерный ушатик

забористого пивка. Афонька подходит к окну, говорит:

– С праздником вас, внук мой, внученька и правнуки с правнучками...

Мать из-за ушатика в окне кланяется, поёт:

– Кушай-ко на добро здоровье!

Старый берет ушат, припадает к нему и ставит обратно на подоконник только тогда, когда

посуда опустеет. Закончив питиё, Афонька крякает, разглаживает усы, кланяется.

– Благодарствую за угощеньице.

И идет восвояси. Вот как было.

Егор раздувает пену, колпаком нависающую на края ендовы.

– Ну, где мне с прадедом тягаться, с Афонькой! Слаб брюхом...

Слаб-то слаб, а в ендове остается только гуща на донышке. Ефим Маркович подливает

снова, смеется.

– Пей пива больше, брюхо будет толще...

Бережной мотает головой, отнекивается. Его уже начинает развозить. Язык заметно

заплетается.

– Нет, за прадедом Афонькой мне не угнаться, – говорит он. – И брюхом... и духом...

хиловат я. Ишь, и язык охромел.

– Да что ты, Егор Павлович, – тянет Платонида, придвигаясь ближе к гостю. – Такой

справный парень, одно загляденье. Любая девка за тобой побежит. От девок-то ведь тебе,

поди, отбою нет...

Ох, не растравляли бы лучше сердце парню! Он осоловелыми глазами уставился на

Платониду.

– Любая? Девка?..

Встал. Пошатнулся. Собрал всю силу, чтобы удержаться.

– Девка?.. Любая?..

– Да ты сядь, Егорушко, – ухватила его Платонида за рукав. – Посиди, в ногах правды

нет...

Егор послушно опустился на лавку. Платонида придвинулась к нему вплотную,

зашептала:

– Ты нам не чужой, Егорушко. Хоть и не ближний, а всё родственник. Сердце иссохло, на

тебя глядючи. И чего ты привязался к ней, к Макорке-то! Была бы хоть богата да с приданым.

А то... Да и неуж ты не видишь, светик наш, что она над тобой потому изгиляется, что

неровней тебя своим хахалям считает...

– Хахалям? Ты чего такое, Платонида, сказала?

– А то и сказала, что есть. Мало ли конюхов-то на базе в Сузёме...

С Егора слетел хмель. Он провел ладонью по лицу, будто стараясь сбросить с себя хмарь.

Отодвинулся от Платониды вдоль по лавке.

– Благодарю покорно за угощенье. Ходите к нам...

Твердо, не шатаясь, вышел. Платонида мелконько засмеялась.

– Как его оглушило. И хмель, как с гуся вода.

– Ты знаешь, какое место прищемить. Самое пущее, – хохотнул Ефим Маркович.

Платонида шикнула на него.

– Уймись! Господь-бог помогает мне, андели-хранители, честные угодники...

Глава девятая

СВАТЬЯ СТУПАЕТ ЗА ПОРОГ

1