Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова

Она вышла во двор. От свежего воздуха и от волнения у нее кружилась голова. Двор был пуст. Калитка открыта. Она побежала к воротам, прошмыгнула в калитку и очутилась на Старой Башиловке.

Глава девятая

В этот ранний утренний час Старая Башиловка была тиха и пустынна. Все ворота и калитки были плотно закрыты. Клашины шаги гулко раздавались на всю улицу. На углу Башиловки Клаша спряталась за каменный выступ дома. Она вытащила из-за пазухи сестринскую косынку и повязала ее на голову, а шапочку сунула в карман жакетки. Взглянула на себя в стеклянную дверь чужого парадного: «Ну прямо настоящая сестра милосердия!» — и побежала к трамвайной остановке.

На грязной мокрой мостовой валялись папиросные окурки и обрывки газет. Видно было, что в эти дни улицу не подметали. Петроградское шоссе тянулось мертвое, пустынное и такое же тихое, как Старая Башиловка.

«А может, трамваи-то не ходят, зря жду. Пойду лучше пешком», — подумала Клаша.

В это время за спиной загудела автомобильная сирена. Из ворот ипподрома медленно выехал неуклюжий грузовик. На нем, плотно прижавшись друг к другу, стояли солдаты с винтовками в руках.

«Кто? Большевики или офицеры?»

Клаша не отрываясь глядела на грузовик.

Он остановился в воротах ипподрома. Из шоферской кабины выпрыгнул бородатый человек в черном, заляпанном грязью пальто, и, прихрамывая, побежал внутрь двора.

«Да ведь это Миронин», — обрадовалась Клаша и бросилась за ним вдогонку.

— Федор Петрович, Федор Петрович!

Но он, не оглядываясь, исчез в воротах.

Клаша остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Ее уже заметили с грузовика и не особенно дружелюбно разглядывали. В черной бархатной жакетке, в белоснежной батистовой косынке, стройная и румяная, она выглядела молодой барышней, которая ради кокетства надела сестринскую косынку.

Но один из солдат, безусый, круглолицый, совсем еще мальчишка, вдруг подмигнул ей и окликнул:

— Сестрица, кого ждешь?

Клаша улыбнулась — такое добродушное и круглое лицо было у солдата. Она хотела спросить его, как зовут только что ушедшего старика, но в эту же минуту тот появился сам. Через его плечо была повязана пулеметная лепта. В руке он тащил большой холщовый мешок, похожий на лошадиную торбу.

Это был Миронин. Клаша подбежала к нему:

— Здравствуйте, Федор Петрович. Вы не знаете, где дядя Сеня?

— У Никитских ворот, — хмуро ответил Миронин.

— А вы куда едете?

— Туда и едем. А тебе что?

Миронин спешил, и ему, видно, было не до разговоров.

— Возьмите меня с собой. Я раненых буду перевязывать.

— Возьмите меня с собой. Я раненых буду перевязывать.

Старик прищурил глаза, оглядел Клашу с головы до ног и усмехнулся.

— А ты разве умеешь?

— Умею, — сказала Клаша и покраснела.

Она соврала. По правде говоря, перевязывать она не умела и крови побаивалась, но, когда в прошлом году семилетний мальчишка Пашка, сын дворника, гвоздем распорол себе ногу, у Клаши откуда что взялось. Она промыла и забинтовала Пашкину рану.

— Садись, — сказал Миронин.

Молодой круглолицый парень, которого он назвал Петькой, протянул Клаше руку, она влезла на грузовик. Машина рванулась и помчалась по Петроградскому шоссе к Триумфальным воротам.

Клаша стояла рядом с Петькой и держалась за борт кузова. На ухабах грузовик подпрыгивал, и вместе с ним подпрыгивала и Клаша.

— Не боишься? — спросил ее Петька.

Она молча помотала головой. Потом взглянула на Петьку и снова улыбнулась. У него были такие пухлые щеки, точно он нарочпо их надул. Голубые круглые глаза его с веселым удивлением смотрели на все окружающее.

«На переодетую девчонку похож», — подумала Клаша.

На грузовике, кроме солдат, ехало человек десять ра-бочих-красногвардейцев. Кто стоял, опираясь на свою винтовку, кто покуривал козью ножку. Пожилой рыжебородый солдат неторопливо дожевывал кусок черного хлеба. Все, кроме Петьки, ехали молчаливые и серьезные. Петьке, видно, очень хотелось заговорить с Клашей, но он стеснялся. Он только искоса поглядывал на нее да морщил свой, и без того короткий, пос.

Автомобильная сирена тревожно гудела на всю улицу; ветер бил в лицо, раздувал Клашину косынку. От ветра на глазах выступали слезы.

«Видела б меня сейчас тетка!» — подумала Клаша.

Грузовик промчался мимо Александровского вокзала, миновал Садово-Триумфальную площадь и свернул на Садово-Кудрипскую улицу.

— До Живодерки доедем, там свернем на Малую Бронную и напрямик к Никитским воротам. Это наш район, — сказал Клаше шепотом Петька. Он хотел еще что-то добавить, но в это время грузовик так подпрыгнул на ухабе, что Петька сильно ткнулся подбородком в дуло винтовки, которую держал перед собой.

— Христос воскрес! — засмеялся Петька и стал тереть ладонью ушибленное место.

— Зубы-то целы? — спросил его рыжебородый солдат.

— Целы, Ефим Лукич, — улыбнулся Петька, показав два ряда ослепительно белых и крупных зубов.