– Hello, hello. My name is Долли, – сказала она насмешливо.
Гумберт отступил на шаг в испуге:
– Лолита? Fire моих чресел?
В ответ призрак надул и лопнул свой «орбит» без сахара:
– Да ладно. Долли. Что-то напрягает?
Не дождавшись ответа, Долли плюхнулась в расставленный шезлонг и развратно закинула ногу на ногу. Гумберт встал сзади, оперся на спинку и, закатив глаза, стал читать еще один программный монолог:
И так далее.
Для современной публики (например, для тебя) просто необходимо пояснить: тогдашние зрители посмеивались вовсе не потому, что «Лолита» напоминала им «LOL». Игра здесь состояла в другом. Малолетку Долорес, которую утонченный Гумберт называл Лолитой (имея в виду темную природу Lilith), любой среднеамериканский педофил переделал бы в Долли – по-русски, в куколку. Точно так же – Долли – звали и первую клонированную овечку, но про это зритель вполне мог и забыть.
Пришло самое время раскрыть все тайны нашей пьесы. Оказывается, сумасшедший продюсер Куилти сумел в свое время клонировать Лолиту. Не знавший об этом Гумберт все равно застрелил соперника, хотя вполне мог бы договориться нормально, по-мужски. Впрочем, и убийства фактически не было, потому что перед смертью Куилти клонировал и себя – и подсунул Гумберту своего клона. И теперь становилось понятно, что бедный Гумберт совершенно зря парится в одиночке и ждет своей очереди на электрический стул.
Однако совестливый Куилти, явившийся к нему под видом тюремщика, предложил достойный выход из сложившейся ситуации. Всего-то и нужно было – клонироваться самому, подменить себя в камере-одиночке, описать свои приключения в скандально популярном романе, а на заработанные деньги уехать в Швейцарию ловить бабочек.
В следующей картине появился и этот Куилти (в черном трико и в блестящей фуражке). Играл его настоящий мастер – Савка Рогозинский с четвертого курса. Музыка была выбрана классическая:
Тут я тихонько фыркнул. Протянул руку и нажал на «стоп». Экран погас.
– А по-моему, талантливо, – Светка серьезно поджала губы. – Свежо. Весьма шекспирно.
Спустя мгновение мы ржали вместе, причем я едва не захлебнулся кьянти, а Светка опрокинула бокал на пиццу, и пицца приятно порозовела.
Отсмеявшись, Светка вдруг притихла.
– Мы были такими счастливыми, – сказала она, опустив глаза. – Такими свободными. Молодыми.
Мне показалось, или она всхлипнула?
Показалось.
– Вернись, – сказала она. – Вернись в бизнес. Пожалуйста.
– Зачем?
– Хотя бы ради Меньшикова. Ты же видел, чем ему приходится заниматься. Это же полное дерьмище.
– А мне понравилось.
– Глупости. Это убожество. И ты не знаешь этих гадов. Они выжмут его, как тряпку, и выбросят. Они уже запланировали клубные показы в городах-миллионниках. Корпоративы для богатых извращенцев. Специально наберут в команду дополнительных девочек. Представляешь себе?
– Легко.
– Это конец для него. Я ничего не могу поделать. Он меня не слушает.
Я вздохнул.
– Меня все это уже мало занимает, – сказал я. – Я для себя всё решил. Займусь чем-нибудь попроще. Буду писать учебники. К тому же в будущем, как мы знаем, не будет никакого театра. Один сплошной VR. А кто этого не поймет, так и останется мелким лузером.
Светка сжала кулачки. Я вспомнил, как она побледнела вчера, на пресс-конференции, когда ее подопечный выпалил эту глупость в микрофон. Возможно, тогда-то она и приметила меня в толпе. Ведь я побледнел тоже. Мы побледнели оба, будто записали твою предъяву на свой счет.
Теперь я думал: что она скажет мне? «Прости его», – сказала бы она, будь мы в дрянном сериале. Или нет: она сказала бы «прости нас». Пустила бы скупую женскую слезу. В реалистичной драме она поломала бы руки и попросила бы о том же, но на сухом глазу, слегка сжав зубы. В авторском кино она… пожалуй, она послала бы меня на… и сменила бы тему.
А сейчас я терялся в догадках.
– Ты не сможешь без него, Сергей, – сказала вдруг Светка. – Сопьешься. Смотри, у тебя уже дрожат руки.
Я посмотрел. Руки не дрожали. Поставив бокал на стол, я потрогал щетину. Да, сопьюсь, подумал я равнодушно. Да, я не смогу без тебя. И что такого.
– Тебе понравилось с ним? – проговорил я медленно и размеренно. – Какой он в постели? Он правда так похож на меня?
– Безумно.
– Зато я не похож на него.