Мальчик как мальчик

Откинувшись на спинку кресла, Тимур Макбетович смерил меня взглядом. Мои пальцы сами собой разжались. Мы были одни в его кабинете, но «глаз божий» не дремал и здесь. Скрытая камера глядела на меня пристально и как будто даже насмешливо. Будто я не знаю, где она прячется. Вон там, за причудливыми настенными часами.

На часах было десять.

Доктор обернулся и посмотрел туда же.

– Ваш сериал начинается, – сказал он невозмутимо. – Как говорится, место встречи изменить нельзя. Ну что, посмотрим?

– Нет.

Почему я опять отказался? Это было неслыханной милостью с его стороны. Дружеским жестом. Телевидение вырубали после девяти; пациенты расползались по своим комнатам, получали контрольный укол и засыпали как убитые. Я не был исключением.

Правда, иногда мне удавалось посмотреть ваш мегапопулярный «Доктор Фаст» в утреннем повторе, еще до завтрака. Если какой-нибудь придурок вылезал в коридор – я без лишних слов переключал программу. Я не мог смотреть на тебя, если знал, что за спиной кто-то стоит и тоже смотрит. Надо признать, психи давно изучили эту мою особенность. Их тупые шутки выводили меня из себя. Но и об этом они тоже знали.

Иногда мне казалось, что трусливая ненависть окружающих – это часть лечебного процесса. Вроде пиявок.

– Нет, – повторил я.

– Что-то рано вы, Сергей, в отказку пошли, – заметил Тимур Макбетович. – Нет и нет. Других слов из вас не вытянешь. А давно ли буянили в общей палате? А?

– Отпустите меня, – попросил я тихо. – Я съезжу в больницу. А потом вернусь.

На его лице изобразилось недоверчивое изумление:

– Вы всё о том же? Не-ет, я вас не понимаю, Сергей. Этот красавчик вас предал. Подставил. С г[…]вном съел, – так у вас говорят? И вы по-прежнему играете в благородство?

Я не отвечал.

– Вы по-прежнему считаете его своим другом?

Тимур Макбетович сверлил меня глазами. Его ноздри шевелились. Вот кому бы играть Воланда, равнодушно отметил я. Только брови зачернить сапожной ваксой.

– Вы непростой человек, Сергей, – сказал доктор, подумав. – Чтобы вылечить вас, я хочу понять вас. Можно, я задам вам интимный вопрос?

Я пожал плечами:

– Извольте.

– Вы были близки с этим парнем?

Глаза доктора светились неподдельным любопытством. Хотя, если я скажу правду, он все равно останется при своём. Ну и ладно, пусть слушает.

– Это смотря что считать близостью, – отвечал я, сдерживая злорадство. – Могу сказать вам откровенно: в свое время мы вдвоем имели одну девушку. Не вполне совершеннолетнюю. Вас устраивает такой ответ?

– Безусловно.

Тимур Макбетович улыбался. Все-таки он сумел меня разозлить. Даже не пойму, зачем я все это ему выложил.

Вдобавок я приукрасил свои подвиги. Вам было по девятнадцать.

– И все-таки я не понимаю. Что вы в нем такого нашли? Мальчик как мальчик. Я бы его даже слишком красивым не назвал.

Рассевшись в своем кресле, Тимур Макбетович курил «салем» и глядел на меня. В глубине его глаз пряталась усмешка.

– Ох уж эта магия молодости, – продолжал он. – А вы-то… благоразумный человек, а туда же… Иной раз думаешь – биологическая программа сама так и норовит дать сбой. Как это у вашего классика: я сам обманываться рад?

– Еще слово, и я запущу в вас пепельницей, – пообещал я.

– Театр. Опять театр.

Он был кругом прав. Мне ничего не оставалось, как замолчать. Проклятый укол действовал, и мои мозги словно были обложены ватой. Вспоминать было куда легче: картинки в памяти были неизменными, над ними не приходилось думать.

– Не обижайтесь, друг мой, – задушевно промолвил Тимур Макбетович. – Я ведь просто размышляю вслух. И потом, при моей работе такого навидаешься… помните Жорика Садовского? Ну, пассажира, которому вы нос разбили? Хотите знать, за что он к нам попал?

– Мне параллельно, – отозвался я.

– Вы в своем репертуаре. Ну и хорошо. Спокойнее спать будете. Так вот: возвращаясь к нашему разговору… все-таки, почему вы выбрали Меньшикова? Почему, скажем, не этого рыженького, Макса?

Доктор притворялся наивным. А может, не притворялся. Может, для него люди и вправду были на одно лицо? Возможно, он отслеживал только патологию внутри черепной коробки и не замечал всего остального?

Мы с ним в чем-то похожи, подумал я.

– Гениальность – это болезнь, – сказал я тихо. – Макс был слишком здоровым.

– Вы говорите – был? Ах, да…

Тимур Макбетович поморгал узкими своими глазками. Что-то было в этих глазках, что-то поблескивало там, будто и туда неизвестные шпионы сумели запрятать крошечные объективы видеокамер.

Тимур помолчал и начал снова:

– Но в чем же выражается эта болезнь, по-вашему? Каковы ее симптомы? Расскажите мне, я постараюсь понять.

На секунду я вдруг вообразил себя на телеэфире. Давным-давно такие же наивные ребята, разве что помоложе, вглядывались в мое интеллигентное лицо и выдавали свои вопросы, один другого умнее. Что-то там было и про гениальность, я помню. Вот только что я тогда ответил?

Черт бы побрал эти транквилизаторы.

– Гениальность – это повышенное быстродействие, – сказал я, еле ворочая языком. – Сверхпроводимость. Сверхчувствительность. Скорость реакций. Понимаете?

– Вот как, – протянул Тимур Макбетович. – Ну да, конечно. «Доктор Фаст».