Медленно, очень медленно, еще медленнее я поднялся на ноги, задев столик. Бутылка с остатками кьянти пошатнулась и упала, излившись на пол. Светка уже стояла напротив меня, почему-то прижав обе руки к груди, словно прикрывая ценное бриллиантовое ожерелье. Бриллианты испуганно мерцали. «Все кончено, – повторял я про себя, словно кто-то подсказывал мне слова. – Ты опоздал. Контракт подписан». В испуге Светка отступила на шаг, я приблизился.
– Ты говоришь, я умру? – продолжал я. – Это ты верно заметила. Только на самом деле все еще хуже. Я ничего не чувствую. Я как мертвый. Можешь считать, что я уже умер.
– Ты с ума сошел, – прошептала Светка. – Ты что, и правда так ревнуешь? Я ведь пошутила. Ничего такого не было. Успокойся, ладно?
Вместо ответа я протянул руки и сомкнул пальцы на ее шее. Я забыл сказать: у меня довольно сильные пальцы. В своем питерском детстве я играл на рояле. Светка попробовала вырваться, но я довольно ловким движением развернул ее спиной и принялся медленно душить. Сошел ли я с ума? Может быть. Но в таком случае добрая половина драматических сюжетов делалась в расчете на полностью или частично безумных главных героев. Про Отелло я уже просто молчу.
Сжимая пальцы, я наблюдал, как неверная жена хрипит и бьется в моих руках, а сам высчитывал, когда же на самом деле следует остановиться. Но тут, как всегда бывает в скверных сериалах, в прихожей раздался звонок.
Освободившись, Светка метнулась к двери.
За ней стояла вчерашняя девчонка.
– А у меня занятия кончились, – сообщила она. Видимо, заранее готовила это вранье и не смогла вовремя перепрограммироваться.
– Ах, это вы, девушка, – сказала Светка, держась за шею и пытаясь отдышаться. – Очень мило. Но лучше шли бы вы домой. Вашему другу очень плохо. Я вызову водителя.
Помню, как сокрушался Петрович, конвоируя меня к лифту. Светка шла следом, на ходу набирая какой-то номер. Последней шла девчонка. Она не решилась сесть с нами в кабину и поспешила вниз пешком: я слышал, как стучат ее каблучки. Однако лифт ехал быстрее, чем бежала она, и на улице мы не встретились. Так я и не узнаю, как ее зовут, – думал я. А может быть, и не думал. Меня укачало в московской пробке, и я мирно заснул на заднем сиденье старого белого «кайена», как никогда похожего на карету скорой помощи.
Часть вторая
Глава 1. Клиника
Телевизионная картинка распалась надвое. Дело было не в инъекции таурепама, – за эти дни взаперти я успел изучить все чудеса химической природы, – просто какая-то сволочь, у которой в руках был пульт, не придумала ничего умнее, как включить режим PiP. Теперь на экране, вытесняя заставку круглосуточного канала происшествий, ширились и росли циклопические фигуры поросенка и зайца из «Спокойных ночей», и кто-то сзади довольно рассмеялся.
Я оглянулся. Увидев мои глаза, рыхлый толстяк с заднего ряда мигом свернул улыбку и протянул пульт мне. Я так и не вспомнил, как его зовут (это уже из-за укола). Заяц и свинья сгинули, и на экране остались новости. Камера выхватила из темноты белое пятно – это была машина «скорой», и кто-то из придурков заржал снова; в моих глазах мигали синие огни, и я не сразу нащупал, где прибавляется громкость:
Какой еще спорткар, отметил я машинально. Обыкновенный «мерседес»-купе. Бегущая строка сдвинулась и продублировала заголовок:
Я положил пульт на колени.
Часть моего сознания отрешенно фиксировала, как ледяные мурашки поднимаются по спине до корней волос. Таурепам в моих венах заметно замедлял их движение, и от этого становилось еще страшнее, потому что я знал: рано или поздно они прибудут. Связность моих мыслей уже оставляла желать лучшего. Я то и дело сверял их ход с ползущей внизу экрана строкой:
Я успел уловить еще кое-что о клинической смерти и о том, что совсем недавно тебе исполнилось двадцать. И о том, что встревоженные поклонники уже собираются кучками за оградой больницы.