Мальчик как мальчик

Окурки «салема» разлетелись по всему кабинету. На скуле доктора проступило красное пятно. Пепельница была тяжелой, но с округлыми краями – это и есть недостающая деталь, подумал я.

– Ответ не засчитан, – пробормотал Тимур Макбетович.

Вслед за этими его словами в кабинет вторглось сразу двое его рослых подручных, у которых под белыми халатами угадывалась военная выправка. Эти двое подхватили меня под руки, причем один ощутимо пихнул меня под ребра, просто чтобы размять косточки. Им, видно, тоже надоело сидеть за стеной до половины третьего и слушать нашу с тобой историю.

Мне быстро закатали рукав и проделали все необходимые процедуры. Крепкие ребята перекинулись парой фраз с доктором, после чего опустили меня обратно в кресло и встали рядом.

– Сейчас вас отведут в палату, – сухо сказал Тимур Макбетович. – Вам придется уснуть. По всей видимости, надолго.

Я не слушал его. Всплеск агрессии улегся, и внутри меня все привычно обмякло, как бывает после специальных инъекций. Наверно, это был сульфазин, а может, что-нибудь еще, максимально доходчивое и эффективное.

Но теперь я был спокоен и горд собой. Если мой доктор и хотел сделать мне больно, у него не получилось. А у меня – получилось.

– Ну что же, – сказал Тимур, нехорошо усмехнувшись. – В добрый путь. Может, увидите во сне вашего мальчика. Хотя я бы на вашем месте воздержался. Для вашей же пользы.

– Вы не на моем месте, – пробормотал я.

– Ладно, – отмахнулся доктор, потирая скулу. – Поехали.

Как по команде, двое подняли меня из кресла, взяли под руки и повлекли на выход. Из пустого озорства я поджал ноги и повис в воздухе. Мои конвоиры не дрогнули. Один толкнул меня в бок, и мои ноги (в больничных шлепанцах), как чужие, со стуком упали на линолеум. И потащились к двери.

Я забыл сказать: никакого взрослого друга в моем детстве не было. Мое детство было скучным и совсем не годилось для истории болезни. Но об этом я расскажу когда-нибудь после, или уже никогда. А сейчас я засыпаю, как и обещал добрый доктор. Становится довольно холодно, и туман застилает глаза, как на ночной трассе в конце осени.

Глава 2. В дорогу

Дальний продолжал гореть. В полосе рассеянного света пожухлая листва сияла золотом. Склон справа порос красным марсианским кустарником неприятного вида; казалось, стебли, как черви, ползут вверх и теряются в лиловом ночном небе. Еще дальше, на границе света и ночи, виднелась круглая бетонная глыба неясного назначения, с рваной дырой на боку (оттуда торчала арматура). Я не доехал до этой штуки полсотни метров.

Пять минут назад асфальт ушел из-под колес. Почти сразу вслед за этим, вспахав придорожную грязь, «кайен» взвыл и взлетел над пустотой и приземлился – на все четыре лапы, как громадный белый злобно шипящий кот. Пару раз подпрыгнул и замер на дне оврага, прислонившись боком к откосу.

Ни одна подушка почему-то не сработала.

Я приоткрыл дверцу. Прислушался.

С дороги не доносилось ни звука. В кустах посвистывали ночные птички; пахло сыростью и прелой травой. Казалось, на мир снизошло умиротворение. Вдобавок зарядил осенний грустный дождик.

Все это, конечно, хорошо, думал я. Вспомнить бы еще, зачем я здесь. Почему осень, какой сегодня день и куда ведет эта дорога.

Я взглянул на часы: если верить им, на дворе была полночь. Не поверив часам, я протер глаза. В ответ на это стрелки одумались, разъехались в разные стороны и показали одиннадцать ноль пять.

Да я же просто сплю, – догадался я. Это многое объясняет. У меня никогда не срабатывали подушки безопасности, поэтому мне и не приснилось, как они сработали. Ну, а осень случилась просто потому, что – когда же еще спать, как не осенью?

Кто-то постучал в окно. Кое-как я дотянулся до кнопки на двери, и стекло, всё в каплях дождя, поползло вниз.

Этот кто-то склонился и заглянул внутрь. Электрический фонарик зажегся в его руке.

– Лейтенант Сергеев, – представилось лицо в серой бейсболке и в полицейских усиках. Какие-то потертые значки украшали лацканы его куртки. Больше ничего я не успел заметить. Инспектор направил луч фонаря прямо мне в глаза.

– Вы целы? – спросил он.

Прикрываясь ладонью от света, я кивнул.

– Вы один?

Луч фонарика скользнул мимо. Вернулся. Погас. Теперь я снова мог видеть гостя в свете салонной лампочки. Было ему лет тридцать. На лице его не читалось ни любопытства, ни служебного рвения – только усталость.

– Зачем вы съехали с трассы? – спросил он.

Вот этот третий вопрос был несколько неуместным.

– Да я как бы и не съезжал, – сказал я угрюмо. – Просто сама трасса куда-то делась.

– Гм. Да. Бывает. А может, выпили? Заснули за рулем?

– Да я и сейчас сплю, – предположил я.

– Вы в этом уверены?

Этот Сергеев отступил на шаг. Оглянулся. Впереди, далеко за его спиной, за краем оврага мигали огни – красные и синие. Видимо, он оставил машину на дороге.

– Послушайте, – сказал я. – Сплю я или нет, но, может быть, вы вызовете буксир? Самому мне, боюсь, не выбраться.

– Здесь нет никаких буксиров.

– Я могу заплатить, – добавил я, спохватившись.

– Здесь денег не берут.