Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Минц видит в этом стихотворении (как и в двух предшествующих ему) строго горизонтальное разграничение пространства — в противоположность вертикальной пространственной иерархии в первых трех стихотворениях цикла и примирению всех антитетических элементов в четырех последних[447]. Тем не менее пусть и неприметные, именно следы вертикальной иерархии (наряду с обыгрыванием рампы) организуют пространство в стихотворении «Сердитый взор…» — даже когда мы уже постигли истинный пространственный план. На предшествующее нисхождение героини до уровня героя намекает метафора «звезда средь ночи». Блок выделяет эти слова скобками, подчеркивая изношенность тропа, но они все же перекликаются с образом героини как упавшей звезды — постоянный в блоковских сочинениях периода антитезы. Более того, вертикальная иерархия присутствует в рифме «близко — низко». В конечном счете именно спуск — со сцены и с неба — сделал ее на короткое время близкой (пусть непосредственный референт слова «низко» — волосы героини).

В качестве недостижимой звезды героиня также обнаруживает связь с Героиней стихотворения «Я в дольний мир вошла…». Впрочем, теперь она скользит не через метель, а через «ночь» партера, направляясь прочь из театра. Но даже как зритель она сохраняет внутреннюю музыкальность своей роли («И песня Ваших нежных плеч»). Героиня несет эту роль в себе и не нуждается ни в гриме, ни в сложных костюмах — атрибутах физической сцены, чтобы передать ее суть. Для Блока ее черный нагрудник — принадлежность Дельмас как артиста

, как Кармен:

«Прошу Вас, снимитесь, наконец, в роли Кармен и без грима. <…> Без грима Вам нужно сняться в рабочем репетиционном платье с черным нагрудником. <…> IV акт: <…> [Блок перечисляет моменты из пьесы, которые хотел бы видеть запечатленными] какая-нибудь поза из разговора с Хозе — в последний раз Кармен во всем великолепии, чтобы чувствовалась путаница кружев, золотистость платья, веер и каблуки

» (Письмо к Л. А. Дельмас от 11 марта 1914 г. — в: СС8, VIII, 435. Курсив мой).

Героиня «Кармен» одновременно, отчетливо и нераздельно воплощает в себе искусство и жизнь. В относительно «реалистическом» стихотворении «Сердитый взор…» ее «двуединство» передается в словах «песня Ваших нежных плеч», подразумевающих единство внутренней музыкальности и внешнего физического облика, и во фразе «Как память об иной отчизне, — / Ваш образ, дорогой навек…», в которой воспоминание (об иной реальности) и образ (относящийся к физической реальности героини) осторожно приравниваются друг к другу[448].

Через разделяющую их границу, которая в стихотворении и является истинной рампой, героиня передает герою свой образ, «дорогой навек» и подобный воспоминанию об иной отчизне[449]

. Эта иная отчизна — юг Испании Кармен, противопоставленный мокрому весеннему снегу Петербурга в заключительной строке. Она также и мир искусства, сцена, и особенно — музыка, противопоставленная «жизни» героя[450]. Таким образом, причащение героя к миру музыки через «заступничество» «Дельмас» понимается как акт припоминания (интуитивного воспоминания об этой иной реальности)[451].

В партере функция рампы, состоящая и в разделении, и в соединении жизни и искусства, полностью реализована. Напротив, сцена драматического пафоса, разыгрываемая на физической сцене после ухода реальной Кармен из театра, может казаться лишь фальшивой, наигранной («кричит

погибший человек»). Герой этого стихотворения не находит своего двойника в Хосе на сцене. Вместо этого сама сцена двоится, как и его опыт зрителя — реального и ложного театра[452].

* * *

Все ключевые, семиотизированные элементы рампы и сцены воспроизводятся в героине стихотворения «Сердитый взор…». Ее тело — отметим повторяющийся акцент на платье и глазах — это живая, движущаяся рампа для поэта. Ее внешняя, физическая форма отделяет героя от внутренней, музыкальной/артистической сущности, к которой и тянется его зрелая поэзия. Через образованную такой двойственностью пропасть передается некий «образ», а также и веяние этой сущности. Антагонистические отношения между героем и актрисой-героиней (которые особенно очевидны в «Фаине», но распространяются и на «Кармен») коррелируют с той затяжной борьбой между сценой и жизнью, что и позволяет искусству передавать миру свои дары.