Мара из Троеречья

Слова задели вскользь, но снова растревожили старую, никогда не перестававшую болеть, рану. Роланд зло сжал сухую палку, на которую опирался, но тут же глубоко вздохнул, приходя в себя. Марушка не успела заметить перемены.

— Хочешь, схожу и посмотрю? — неожиданно мягко предложил он.

Девочка в ответ отчаянно замотала головой:

— Не нужно, я сама, — пробурчала неразборчиво, тревожно вглядываясь в заросли рогоза, скрывающего прибрежный песок.

Мертвого на берегу не оказалось. Только следы ног и холщового мешка, на котором волокли тело. Марушка обошла место, на котором, как ей показалось, могло лежать то, что осталось от Неждана, и подобралась к самой воде.

— Подай мне свой ножик, — обернулась к Роланду, разглядывающему ее, опираясь на палку. Под его весом, палка на пол локтя ушла в рыхлый песок.

Раненый приподнял бровь и выудил нож из рукава. Но вручить Марушке не спешил, раздумывая.

— Зачем? — спросил, крутя его за рукоять в пальцах.

Марушка вздохнула и протянула туес.

— Отдели корни и порежь их на части, — придирчиво глянула на выкорчеванный явор, а затем на нож в руках Роланда, — с твой палец толщиной.

Вместо ответа нож приземлился у ее ног, воткнувшись на всю длину лезвия в мокрый песок. Марушка вытащила его и умостилась на берегу, не обращая больше внимания на похитителя. С хрустом отделялись корни от мясистых ростков. «Пожадничала, — вытерла девочка вспотевшие ладони о подол платья, — на эту лужицу и одного корня хватит». Но резать явер продолжила — не выбрасывать же, а Рута вряд ли будет готовить настойки в ее-то состоянии. Марушка хрустнула затекшими пальцами — ростки пойдут на отвар для работы желудка: мелочь, а людям всегда пригодится. Может, успеет сготовить перед отъездом.

Взгляд раненого колючкой будяка прилип меж лопаток, и Марушка повела плечами, отчаянно стряхивая его. «Снова зол на меня? — подумала девочка. — То беседы ведет, то вдруг замолкает, будто я лютый враг ему». За последние дни все ее убеждения трещали по швам, единственная мысль, в которой она только укрепилась — люди вызывали все меньше и меньше сочувствия.

Затолкав стебли и листья обратно в туес, девочка собрала нарезанные корни в подол платья и зашла в воду. Роланд пристально наблюдал за ее движениями. Каждый корешок Марушка обмывала в воде и закапывала в илистом песке мелководья. Так и обошла все озеро по кругу, раздвигая попутно рогоз, чтоб посадить явер под берегом.

Когда вернулась в место, откуда начинала, ее уже ждал раненый. Палка валялась на песке. Затупившимся лезвием ножа Роланд мрачно водил по ладони.

— Что ты сделала? — навис он над Марушкой.

— Очистила озеро, — просияла она, но наткнувшись на мрачный взгляд похитителя, ступила назад и добавила неуверенно: — как примется явер, воду снова можно будет пить.

— Откуда знаешь про этот способ? — приблизился Роланд, и вода хлюпнула под ногой отступающей Марушки.

— А что с ним не так? — девочка испуганно сглотнула, отшатываясь назад. Неловко взмахнув руками, все же смогла удержать равновесие.

— Явер в эти земли занесла орда. Так чистили воду от трупного яда воины хана, — отчеканил Роланд, буровя ее взглядом, под которым девочка сжалась, как попавший в капкан дикий зверек.

— Я просто травы знаю, и всё, — прошептала она. Слезы подступили к глазам.

Со стороны дороги захлопала крыльями, вздымая песок, белая голубка. Глянула красным глазом на замерших в воде воина с девочкой и взлетела. Поднимаясь под облака, сделала кривой круг над озером. Роланд проводил птицу недобрым взглядом. Марушка стояла по колено в воде, не поднимая глаз на похитителя.

— Кто научил тебя? — рявкнул он, тряхнув ее за плечи.

— Федора, — девочка сдалась и заплакала, растирая кулаками грязь по мокрым щекам. Слезы лились, несмотря на жалкие попытки, сцепив зубы, выстоять под пристрастным допросом.

Роланд опустил руки, резко развернулся и вышел на берег. Со штанов стекала в голенища сапог песчаная муть мелководья. Поднял оставленный Марушкой нож и спрятал в рукав. Поднимаясь к дороге, бросил через плечо:

— Пойдем.

Всхлипывая и не разбирая пути, Марушка поплелась за ним.

* * *

— Я не могу оставить Руту, — уперлась Марушка, вырывая у Роланда собранную котомку и пряча ее за ларем. Только опухшие веки выдавали, что девочка недавно ревела. — И Лиса. Лису хорошо досталось, — приподняла она подбородок, кивая на печь, — ему сил набраться нужно.

Рута отрешенно сидела за ткацким станком. Плакать больше не плакала, опоенная трясовичной травой — единственным настоем, который, Марушка была уверена, не навредит ребеночку в утробе. Хозяйка дома поглаживала живот, тихо напевая себе под нос тягучую песню, слов которой было не разобрать, только мерное мурлыканье.

— И так задержались почти на седмицу, — внимательно глядя в окно, оперся на стол Роланд.

— Тем более! От одного дня ничего не изменится, — настаивала девочка, принимаясь с усилием резать стебли явора. Ощипанные ранее листья сушились, связанные пучком, под козырьком.