Другим важнейшим показателем адаптированности репрессированных крестьян к условиям поселения было состояние производственного потенциала семей. Карательная статистика стандартно учитывала количество трудоспособных (взрослые 16–60 лет), которые, в свою очередь, делились на занятых и не использовавшихся на работах. На начало 1938 г. доля трудоспособного населения в комендатурах страны составляла 47,8 % от его общей численности; из числа трудоспособных на работах было занято 84 %. В комендатурах сибирских регионов упомянутые выше показатели фиксировались следующим образом: в Новосибирской обл. — 47,8 и 85,3 %, в Омской обл. — 46,3 и 80 %, в Красноярском крае — 50 и 82,7 %, в Иркутской обл. — 43 и 86,8 % соответственно. Отметим, что чем ниже был процент трудоспособного населения, тем интенсивнее оно использовалось (Иркутская обл.). Обратная ситуация сложилась в комендатурах Красноярского края, при этом очевидно, что в комендатурах в целом доля иждивенцев (дети, старики и нетрудоспособные других возрастов) оказывалась выше доли занятого населения. Соответственно выживаемость крестьянских семей в условиях такого соотношения напрямую зависела от вовлечения в сферу труда подростков от 14 лет и старше[464]
. Следует учитывать и такой фактор, вполне существенно влиявший на состав и соответственно на трудовой потенциал семей в предвоенные годы, как аресты периода Большого террора в 1937–1938 гг. В трудпоселках на территории РСФСР аресты затронули 37 690 чел., из которых 20,5 тыс. проживали на тот момент в комендатурах Урала. В Западной Сибири аресту подверглось 5,8 тыс. чел. Если исходить из того, что практически за каждым арестом стояло изъятие главы семьи, то в среднем в масштабах страны это коснулось каждой десятой семьи[465].Накануне войны динамика (движение) населения в «кулацких» поселениях Сибири определялась действием нескольких факторов, центральное место среди которых занимало снятие с учета комендатур молодежи по достижении 16-летнего возраста, тогда как другие (рождаемость и смертность, побеги и задержания и проч.) играли вторичную роль. Так, согласно отчетам Управления НКВД по Новосибирской обл. за период с 1 июля 1940 г. по 1 июля 1941 г., учетная численность «трудссылки» на территории области уменьшилась с 48 116 семей (199 287 чел.) до 46 962 семей (170 862 чел.). Основной причиной столь значительного снижения численности стало снятие с учета молодежи (29 794 чел.). В течение этого достаточно непродолжительного времени имело место относительно позитивное соотношение рождаемости (4924 ребенка) и смертности (2732 чел.). Число бежавших (ок. 1 тыс. чел.) и задержанных или добровольно вернувшихся (ок. 900 чел.) говорило о некотором балансе в данной сфере. Отчеты зафиксировали в первой половине 1941 г. и такую ранее нетипичную ситуацию, когда на 155 задержанных пришлось 225 добровольно вернувшихся на поселение. Продолжались аресты и осуждения (918 чел.), часть из которых была связана с задержанием бежавших из ссылки. В отчетах не отражена численность вернувшихся по отбытии наказания из мест лишения свободы, однако больших разрывов с числом осужденных не было, если судить по статистике второй половины 1941 г. (июль — декабрь), по которой на 686 осужденных пришлось 461 возвратившийся из мест заключения[466]
.Война внесла свои коррективы в карательную политику. Ожидаемым стало ужесточение режима поселений, что незамедлительно сказалось на динамике численности «спецконтингента». Так, 2 июля 1941 г. на места поступило указание начальника ГУЛАГа В. Г. Наседкина о том, что «впредь, до особого распоряжения освобождение и рассмотрение дел об освобождении трудпоселенцев из трудовых поселков НКВД — прекратить, за исключением снятия с учета детей трудпоселенцев в соответствии с постановлением СНК СССР за № 1143–280с от 22 октября 1938 г.»[467]
. Как показали последующие несколько месяцев, и этот самый массовый канал выхода из режима поселений начал давать сбои, но уже из-за поведенческих обстоятельств самой молодежи в условиях военного времени. Согласно данным Отдела трудовых и специальных поселений (ОТСП) УНКВД по Новосибирской области, на начало 1941 г. подлежало освобождению и снятию со спецучета 34 452 чел. из числа молодежи. Если до января 1941 г. с учета было снято 13 347 чел., то в течение первой половины 1941 г. с учета снялось 15 779 чел. Однако за период с августа по октябрь с учета снялось всего 1074 чел. Таким образом, на ноябрь 1941 г. в комендатурах области еще оставалось около 3 тыс. чел., имевших право на снятие с учета по достижении ими 16-летнего возраста, но не подававших об этом заявления в комендатуры[468]. Реакция руководства ГУЛАГа, усмотревшего в этом нежелание молодежи призывных возрастов попасть после снятия с учета под мобилизацию, была достаточно жесткой: оформлять снятие со спецучета молодежи «независимо от того, подают ли они заявления об освобождении или нет»[469].