Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

2 декабря 1941 г. Алтайским краевым судом была осуждена группа из шести баптистов во главе с А. П. Ивановой-Клышниковой, женой бывшего секретаря и зам. председателя Федеративного союза баптистов СССР П. В. Иванова-Клышникова, расстрелянного в Карлаге в 1937 г.[398] Вместе с ней по делу проходили секретарь Федеративного Союза баптистов СССР Евгения Шалье, баптистский проповедник И. А. Нестеров, бывший руководитель группы евангельских христиан Володарско-Волынского района Житомирской обл. Н. П. Кресняков, активные баптисты С. Г. Рара и К. Е. Андрущук. Постановление об аресте верующих было подписано начальником отделения СПО УНКГБ по Алтайскому краю мл. лейтенантом госбезопасности В. П. Даниловым 1 июля 1941 г. Главная вина верующих заключалась в том, что они для ведения «религиозной пропаганды среди отсталого населения» устраивали религиозные «сборища» на частных квартирах, причем в целях конспирации старались, чтобы количество присутствовавших не превышало 3–6 чел.

Дополнительным репрессивным мотивом выступали прежние судимости: Н. П. Кресняков в 1930 г. был осужден к 10 годам лагерей, С. Г. Рара в 1932 г. выслан с Дальнего Востока за «контрреволюционную баптистскую деятельность» на три года в с. Бирилюссы Красноярского края, К. Е. Андрущук по аналогичному обвинению был осужден в Новосибирске к 10 годам лагерей, Е. Г. Шалье осуждена в 1935 г. к трем годам за «связь с заграницей», заключавшейся в получении посылок с гуманитарной помощью. Такие же посылки и денежные переводы от баптистов получала из-за границы во второй половине 1930-х гг. А. П. Иванова-Клышникова. В отличие от 1937–1938 гг., как на этом, так и на двух других вышеназванных судилищах верующим уже не предъявлялись вымышленные обвинения в шпионско-диверсионной, саботажнической и повстанческой деятельности. Для вынесения жестокого приговора судопроизводству военного времени было достаточно обвинений в нелегальной религиозной антисоветской деятельности. Несмотря на мужественное поведение во время следствия и отказ признавать свою вину, все обвиняемые были приговорены к расстрелу[399].

Очевидно, что в 1941 г. репрессии в отношении сектантов в Сибири не ограничились только тремя вышеописанными делами. Так, по делу секты истинно-православных христиан, арестованных 24 июня — 6 июля 1941 г. и осужденных 7 октября 1941 г. Новосибирским областным судом за «читку религиозных писаний», «злобную клевету» на руководство партии и правительства, призывы не исполнять советские законы, уничтожение личных документов и отказ от воинской службы, проходило 24 чел., в том числе иеговисты и евангельские христиане[400]

. В ряде работ, посвященных деятельности органов НКВД — НКГБ Сибири в предвоенный период и военные годы, содержится концепция о резком увеличении и ужесточении в 1941–1942 гг. репрессий по обвинениям в политических преступлениях[401]. Данные о преследовании евангельских верующих свидетельствуют в ее пользу.

Христианские секты в 1940–1950-е гг. По общим оценкам специалистов, именно на позднесталинский период пришлось время определенной активизации верующих, деморализованных предшествующим наступлением на религию и церковь. Активность эта была направлена в том числе на восстановление деятельности своих общин хотя бы в самых ограниченных рамках.

Оживление поведения верующих, проявившееся с началом Великой Отечественной войны, стало еще более очевидным, когда сталинское руководство дало понять, что готово пойти на возобновление официальной деятельности церквей и молитвенных домов. Для получения разрешения требовалось, чтобы под ходатайством о регистрации общины подписалось не менее 20 (обычно их было больше) взрослых верующих данной конфессии, проживавших в определенной местности. Местные власти не только проверяли подлинность подписи, но и попутно «проводили» с подписантами соответствующую работу, пытаясь вынудить их отказаться от заявления. Однако по тому, что по всей стране в органы власти посыпался поток заявлений от верующих разных конфессий о регистрации их общин, можно сделать вывод, что в этот период по-прежнему значительное количество верующих не боялось открыто заявить о своих религиозных убеждениях. Так, В Алтайском крае с 1944 по 1949 г. было подано 249 заявлений. Некоторые инициативные группы на протяжении указанных лет повторили свои просьбы по 4–6 раз. За эти же годы власти Новосибирской обл. получили 157 заявлений из более чем 50 населенных пунктов[402]

. Верующие, ведя борьбу за приход, подыскивали убедительные аргументы. В одном из ходатайств, в частности из Усть-Тарского района Новосибирской обл., верующие обещали: «Будем молиться за то, чтобы еще больше помогать в колхозе, Красной Армии, чтобы скорее разгромить врага»[403]. В некоторых заявлениях фактически требовалось вернуть церкви в таком виде, в каком они были при закрытии.