Советское государство рассматривало ИПХС как одну из «махровых сект, ведущих активную борьбу с советской властью». Считалось, что к 1933 г. «эта секта представляла мощную контрреволюционную организацию, имевшую свои филиалы по большинству областей СССР. Она имела выработанную программу, приспособленную для борьбы, очень детально разработанные методы конспирации, явочные квартиры с нелегальными убежищами (тайниками). Имелась своя нелегальная типография»[424]
. По оценкам тайной полиции, программной платформой секты являлась «борьба с советской властью как властью антихриста». Якобы в этой платформе давалась установка, что выходом из создавшегося положения являлось только повстанчество, а деньги на содержание секты жертвовались «кулаками», когда те распродавали свое имущество перед «раскулачиванием». Особенное неудовольствие властей ИПХС всегда вызывали тем, что активно занимались «вербовочной работой», в которой «много внимания уделяли на привлечение новичков, на подбор содержателей келий, нелегальных убежищ и проповеднического состава»[425]. Нелегальная деятельность верующих была настолько хорошо поставлена, что объединениям ИПХС удавалось организовывать побеги репрессированных членов организации. Так, в 1930-е гг. дважды бежал из лагерей один из виднейших руководителей ИПХС, областной старейшина Евдоким Семенов.Сам образ жизни — странничество — означал и то, что представители данной конфессии активно занимались миссионерством, перемещаясь с места на место, они даже в самые суровые времена их преследований ухитрялись вовлекать в свою веру других людей.
В 1930-е гг. ведущий проповедник ИПХС, преимущий отец Арсентий написал «Универсум», рукописный сборник — своеобразное пособие для споров с атеистами и представителями других исповеданий[426]
. Литературно-издательская деятельность ИПХС вообще была поразительно масштабной, если помнить, что осуществлялась она, равно как и распространялась литература, в сложных нелегальных условиях. Помимо «Универсума» преимущего Арсентия, среди старообрядцев-странников в 1930–1950-е гг. имели хождение рукописные либо напечатанные на гектографе книги, такие как «Свет», «Цветник», «Пастырь», «Златострой», «Нравственный цветник» и др. Так, книга «Волчата», как отмечалось в справке НКВД, была рассчитана на молодежь и «направлена против комсомольской, пионерской, детских организаций, была направлена в защиту религиозного воспитания детей»[427].В 1943–1947 гг. были «вскрыты» подпольные группы странников в Оренбургской, Ярославской, Челябинской, Вологодской, Свердловской и Томской областях. Группы древле-православных христиан проживали в лесах Игловского сельсовета Томского района, Красного Яра Колпашевского района[428]
. Изоляция как сознательный выбор приводила к тому, что в местах их жительства (пустынях, как называли эти места и верующие, и те, кто отслеживал их жизнь) верующие вели практически натуральное хозяйство (держали коз, овец, коров), собирали дары леса (ягоды, грибы, орехи), через знакомых сбывали это в сельпо в обмен на муку, керосин, спички[429].Поселения томских пустынников не раз подвергались разгромам. Так, после Великой Отечественной войны была ликвидирована, как прибежище дезертиров, Белотаежная пустынь. Дезертиры были выловлены, верующие вывезены из леса и расселены по деревням, а их кельи сожжены. Однако через некоторое время «пустынники» вернулись на свои прежние места, выстроили новые кельи и восстановили общину ИПХС[430]
.Самоизоляция религиозных меньшинств демонстрировала, таким образом, пример стратегии сознательного самоотторжения от общества, которое и не могло бы принять и понять такой образ жизни и такие поведенческие стратегии.
Современные исследования реакций и поведенческих структур немцев при национал-социализме парадоксальным образом свидетельствуют о том, что среди оппозиционно настроенных групп населения Третьего рейха наиболее резистентной оказалась крайне малочисленная немецкая община Свидетелей Иеговы. Ее деятельность была запрещена уже в 1933 г., и с этого времени она активно преследовалась властями и тайной полицией. Ни одна из национальных церквей Германии — ни католическая, ни тем более лютеранская — не продемонстрировали сравнимую со Свидетелями Иеговы решимость до конца противостоять давлению со стороны национал-социалистического режима. Свидетели Иеговы также были единственной группой населения, отказывавшейся от военной службы с оружием в руках, несмотря на грозящую за отказ смертную казнь[431]
.