Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

В следующей работе, написанной уже в ходе полемики и увидевшей свет в 1893 поду, Давид атаковал ортодоксию, отталкиваясь в первую очередь от анализа, проведенного на основе аграрных статистических данных. И он пришел к следующим выводам:

• нельзя распространять на развитие сельского хозяйства законы и особенности процесса промышленного производства (при этом Давид сводил сельскохозяйственное производство к органическим процессам);

• по сравнению с условиями, существующими при простой кооперации, крупное хозяйство имеет в своем распоряжении труд более низкого качества, который оно к тому же оплачивает по более дорогой, чем мелкий собственник, цене; кроме того, оно должно контролировать своих рабочих, имея на содержании непроизводительный аппарат надсмотрщиков, что приводит к удорожанию продукции;

• мелкому крестьянскому хозяйству легче переносить сезонность сельскохозяйственного производства; кроме того, для него характерны менее высокие инвестиции и расходы по содержанию;

• паровая машина не может оказать на сельское хозяйство такого же революционизирующего воздействия, как это имело место в промышленности; очевидно, нечто подобное можно ожидать от электрической энергии, но – как считал Давид – даже электричество не будет в состоянии занять место живой силы, разве что помогать ей;

• факт роста интенсивности производства, указывая на увеличение потребности в рабочей силе в сельском хозяйстве, позволяет сделать вывод о том, что общая тенденция в этой отрасли заключается не в недостатке труда, а в недостатке рабочей силы.

Предвидение Давида, как мы знаем, не осуществилось в том, что касается последних двух пунктов. Но в равной мере не сбылся и считавшийся не подлежащим дискуссии тезис ортодоксов относительно неизбежности разорения крестьянской собственности. «Аграрный вопрос» Каутского и «Социализм и сельское хозяйство» Давида при всей их четкой противопоставленности явились выражением дихотомии социалистического подхода к аграрному и крестьянскому вопросу, даже если этот контраст был тогда, несомненно, связан в известной мере с местом действия – странами Западной Европы, и прежде всего Германией[852].

5. Марксизм и аграрный вопрос в Восточной Европе

Постепенно центр тяжести аграрной программы марксизма начал перемещаться в Восточную Европу, где аграрные отношения второй половины XIX века по многим аспектам отличались от западноевропейских, причем не только из-за отсталости по времени, но и в связи с фундаментальным различием в области институциональных форм: ведь, говоря конкретнее, община в деревне была еще и во второй половине XIX века живой реальностью. На почве этой институциональной системы оформились влиятельные идеология и политическое движение народничества. Идеализируя сельскую общину, народники считали ее позитивным элементом русского исторического развития, который надлежало спасти в интересах будущего развития общества.

Сходную позицию занимало также панславистское движение. Какой-то период в России не было четкого размежевания между народнической и марксистской концепциями. Иначе говоря, марксизм, как и в других странах Восточной Европы, не только проложил себе путь благодаря рабочим организациям, но и нашел для себя место также внутри либеральной и народнической тенденций. Этому способствовала еще одна особенность капиталистического развития в России: индустриализация здесь поглотила прежде всего избыток населения, весьма внушительный по сравнению с Западной Европой. Решительные поборники общины часто ссылались именно на этот факт в своей борьбе против частной собственности на землю. Крестьянские массы в том, что касалось их численности, выглядели предельно стабильным фактором и в плане социальных движений представлялись единственной решающей силой. Народники в своих программах частично выдвигали требования в защиту крестьян, носившие чисто экономический характер (к примеру, требование об уменьшении налогов), частично же настаивали на увеличении самостоятельности местных общин и на сохранении их в качестве народнохозяйственных ячеек.