Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

«Любая наука воспроизводит факты (Tatsachen) в форме мыслей (Gedanken). Но ни одна наука не может сделать это полностью: факты приходится упрощать, типизировать, выражать при помощи символов. Знания любой науки, даже из „точных“ естественных наук, представляют собой всегда и исключительно приближения к фактам (Annäherungen an die Tatsachen). Та степень приближения к действительности, которая удовлетворяет исследователя, всегда зависит от практической цели исследования. „Мысленное воспроизведение фактов, – говорит Мах, – никогда не подразумевает фактов как таковых, а предполагает лишь важные для нас аспекты. В таком случае наша цель в исследовании так или иначе определяется практическими интересами“»[744]

.

Переход Бауэра от непродолжительной приверженности неокантианству на позиции махизма (о чем свидетельствует написанная в 1906 году статья «Марксизм и этика»[745]

) произошел в период мировой войны, возможно, под влиянием Фридриха Адлера, который в 1918 году в одной из своих книг делал попытку соединения взглядов Маха с марксизмом, вернувшись, таким образом, к проблематике своей полемики 1910 года с Мерингом[746]

. Не исключено здесь и влияние его культурных контактов с меньшевизмом во время русского плена. Впрочем, к этому же периоду относится и начало работы над «Картиной мира капитализма» («Weltbild des Kapitalismus»), испытавшей значительное влияние воззрений Маха. Возможность использования политико-теоретического ключа махизма для критики механистического понимания исторического материализма как фабрики универсальных законов подчеркивалась Густавом Экштейном (еще одним видным представителем австромарксистской интеллигенции, погибшим на войне). На такую возможность он указывал в своей книге «Марксизм на практике»:

«Согласно Маху, задачей науки является синтез человеческого опыта, притом в наиболее сжатой форме ввиду необходимости избавить грядущее человечество от вредного опыта. Но наука никогда не будет в состоянии заменить собой любой индивидуальный опыт: на деле единичное может быть достигнуто лишь на основе таких научных знаний, благодаря которым оно предопределяется соответствующим опытом. Это относится также к марксизму и его политике»[747]

.

Эта необходимость, столь четко сформулированная Экштейном, эхом повторилась в ответе Бауэра Кельзену. Постепенное приближение общих аксиом к фактам являлось в глазах Бауэра тем необходимым условием, без которого невозможен исчерпывающий ответ на вызов Кельзена, в критике которого он усмотрел реальное отражение новизны происходящих политических изменений современности и грандиозности задач, вставших перед социал-демократией. Ей не подобает более, продолжал Бауэр, по-прежнему оптимистически убаюкать себя историческо-космической картиной грядущего, которая, отождествляя или ставя в прямую взаимозависимость морфологический характер «законов движения» и их исторически сложившееся реальное воплощение, прочила классовой борьбе неизбежный подъем, кульминацией которого станет конечная цель – социализм. Теоретический «застой» можно преодолеть лишь путем обновления марксизма: детерминируя и уточняя тот общий набросок политической теории, который был предложен Марксом, путем соотнесения его с усложнившимися социально-историческими условиями. В концептуальном развитии и аналитическом применении на практике – при помощи «метода сближения» – общих аксиом и фактов заключается, по мнению Бауэра, единственный путь к этой цели. А отсюда следует, что и само «состояние равновесия» недостаточно сформулировать лишь в терминах общей теории, механически прилагаемой время от времени к различным конкретным случаям: прежде всего оно должно быть объяснено в своих частных аспектах, проявляющихся на современном этапе[748].