Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Начался оживленный спор, и в ходе его выяснилось, что оба воспринимают события прошедших двух лет очень по-разному. К чести Лютера, он принял заверения Карлштадта в том, что тот всегда был против насилия, однако продолжал утверждать, что в позициях Карлштадта и Мюнцера есть некий общий «дух». Оба верят в мистическую возможность услышать глас Божий. Оба считают дурной идеей крещение младенцев. Оба не признают изображений в церкви. Оба, по-видимому, ярые противники власти, испытывают отвращение к знати и особую симпатию к крестьянам. Лютер не обвинял Карлштадта – но упорно старался разобраться в том, имеется ли у него с Мюнцером некий общий «альштедтский дух». Разумеется, никто не усомнился в этом лютеровом предположении о «духах» – по меньшей мере, неясном и явно не основанном на Писании. Что он хотел сказать: что Мюнцером руководит некая бесовская сила и каждый должен встать либо всецело против этого «духа», либо за? Но разве бесов не может быть много и разных? Настойчивые требования Лютера, чтобы с ним соглашались во всем, временами, по иронии судьбы, напоминали ту же твердолобость, что так удручала его и у папистов, и у Schwärmer.

В какой-то момент этого долгого разговора Карлштадт упрекнул Лютера в том, что тот о чем-то изменил свое мнение. На это Лютер с улыбкой ответил: «Дорогой мой доктор, если вы в этом уверены, то напишите об этом свободно и смело, чтобы это вышло на свет»[374]. Это был важный момент. Вскоре Лютер повторил это предложение – и в знак серьезности своих намерений вынул из кармана гульден и бросил его Карлштадту. «Чем смелее вы на меня нападаете, – сказал он, – тем дороже мне становитесь»[375]

. Карлштадт согнул (видимо, зубами) монету из мягкого золота, чтобы вывести ее из обращения, и оставил себе как вечный знак лютерова обещания, что он свободен писать против него. Итак, казалось бы, старые приятели расстались по-дружески; но два дня спустя оказалось, что это вовсе не так.

Через два дня после этой встречи Лютер приехал для проповеди в Орламюнде. Однако деревенские жители не встречали его, как было принято, толпой на улицах: Лютеру сообщили, что все они заняты в поле – собирают урожай. Лютер, как видно, приехавший уже в дурном настроении, счел такой неласковый прием для себя оскорбительным. Когда наконец появились несколько членов местного совета, Лютер не снял шляпу (традиционный вежливый жест) и с порога принялся предъявлять претензии по поводу написанного ими письма, где они жаловались на его обращение с Карлштадтом: это письмо он счел чрезвычайно резким и грубым и даже высказывал подозрение (местными жителями отвергнутое), не сам ли Карлштадт его и написал.

Когда появился сам Карлштадт, Лютер заявил, что они теперь враги, и потребовал, чтобы тот ушел: как видно, сам он вовсе не считал их недавнее соглашение о письменной дискуссии знаком примирения. Лютер заявил даже, что не станет продолжать разговор, пока Карлштадт здесь. Когда тот удалился, отцы деревни пригласили Лютера произнести проповедь, как делал он уже во множестве городов и деревень в ходе этого турне, – однако он резко отказался, а вместо этого прямо на месте завел с ними спор об «изображениях». Пришлось ему выслушать сомнительные идеи Карлштадта о необходимости «превзойти» физический мир, сами по себе туманные, в еще более туманном пересказе местных крестьян. Для Лютера все это звучало слишком узнаваемо – похоже на болтовню пророков из Цвиккау и Мюнцера, не говоря уж о собственном монашеском опыте, принесшем ему столько мучений. Более Лютер выдержать не мог: он развернулся и пошел прочь, под град оскорблений от негостеприимных хозяев – ему желали убираться к черту и, говорят, даже кидали в него камнями. После его ухода на кафедру поднялся Карлштадт и разразился громами и молниями против бывшего друга, именуя его «исказителем Писания»[376].

Для Лютера ужас был в том, что он сражался теперь со своими былыми соратниками. Снова он чувствовал, что предан старым другом, – а тот, без сомнения, в свою очередь считал преданным себя. Еще мрачнее стало все, когда в сентябре герцог Иоганн изгнал Карлштадта с земель курфюрста. Должность священника в Орламюнде Карлштадт так официально и не занял, несмотря на желание местных жителей, – и теперь на орламюндской кафедре его сменил «старый скряга» доктор Каспар Глатц, тот самый, которого Лютер усердно старался женить на одной из нимбшенских монашек. Однако паства его не желала подчиняться ни Лютеру, ни саксонским князьям – и долго Глатц на этой должности не продержался.

Теперь, освобожденный Лютером в гостинице «Черный медведь» от обета молчания, Карлштадт взялся за перо и с поразительной скоростью накатал пять памфлетов, где изложил их с Лютером основные разногласия. В ноябре он выпустил «Диалог, или Беседу об отвратительном идолопоклонническом злоупотреблении священнейшим таинством Иисуса Христа».