Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Такое нередко случалось и дальше: резкий характер Лютера приводил его к упрямству и авторитаризму в некоторых вопросах. Как полагал он, что соглашаться с Мюнцером в любом вопросе означает разделять «дух Альштедта» (хотя определения этого духа так и не дал), – так и теперь оказался не готов взвешенно и продуманно подойти к вопросу о Вечере Господней. По каким-то своим причинам отрицание Реального Присутствия Христа на Вечере Господней он считал отрицанием христианства как такового – и полагал, что дальше спорить тут не о чем. Кто отрицает Реальное Присутствие, тот на стороне врагов – и на этом разговор окончен[377].

В декабре 1524 года Лютер начал отвечать на писания Карлштадта: опубликовал первую (из двух) частей своей полемики с ним и другими, с кем расходился по вопросам изображений, крещения младенцев и причащения. Свою работу он озаглавил «Против небесных пророков по вопросам изображений и таинств». Бывший друг и сотрудник, теперь, как видно, ставший для Лютера главным врагом, подвергся суровому разносу: в его «папистском» законничестве, в навязчивой одержимости внешним и маловажным Лютер видел полную противоположность истинному благовестию. Для него все это было ветхозаветное фарисейство. Такой ревностный антипапизм, по его словам, столь далеко ушел от Рима, что в безумном рвении своем обогнул земной шар и, сам того не зная, вернулся в Рим. «Папа приказывает, что делать, – писал он, – доктор Карлштадт – чего не делать»[378]. И то и другое Лютер считал несовместимым со свободой, обещанной в Евангелии. Такие жесткие предписания связывают совесть и внушают людям вечное чувство вины за то, что те недостаточно стараются. «Нет такого места, – писал он, – в котором эти учителя учили бы нас, как освободиться от греха, сохранить чистую совесть, достичь мирного и радостного духа. А ведь только это и имеет значение»[379]

.

Меланхтон был расстроен чрезмерно резким, на его взгляд, тоном Лютера в отношении Карлштадта. Увы, очень многое из того, что написал Лютер тогда и позже, на взгляд современного читателя, слишком напоминает «холивар» в интернете. Гневливость и раздражительность Лютера, которую мы привыкли связывать с последними годами его жизни, начала подавать голос уже сейчас. В своей критике он снова смешивал Карлштадта с Мюнцером, – хотя уже мог убедиться в неудачности этого приема. Впрочем, одно важное сходство между ними действительно было – неприятие авторитетов, то, что Лютер воспринимал как общий дух мятежа. И Мюнцер, и Карлштадт не желали играть по правилам, и это для Лютера было серьезным и дурным знаком. Карлштадт не принял официально место священника в Орламюнде и нарушил приличия, демонстративно отказавшись от звания «доктора». Оба выдергивали из Писания отдельные фразы и истолковывали их с бездумной смелостью, не смущаясь логикой, не утруждая себя мышлением «по правилам». Самого Лютера из-за его отношения к папе многие также считали мятежником и бунтовщиком – однако он ясно давал понять, что никогда не был против власти как таковой. Наоборот, он выступал против ложной власти именно из уважения к власти истинной. Однако Карлштадт и Мюнцер, на взгляд Лютера, зашли по этой дороге слишком далеко. Так или иначе, жители Орламюнде новой книгой Лютера остались недовольны – и выразили это самым практическим образом: начали использовать ее вместо туалетной бумаги.

Крестьянская война и пределы свободы

Не стоит удивляться тому, что, едва Лютер вывел свободу из темницы, она «потеряла берега» и начала приносить беду. Сама по себе свобода не ведает границ. Она знает лишь, что должна существовать, что в тюрьме ей не место, – но не ведает о том, как далеко может зайти без опасности для себя. Над этой парадоксальной проблемой не раз размышлял и сам Лютер. В труде «К христианскому дворянству немецкой нации» он ясно говорил, что христианин свободен, и так же ясно – что свобода обязывает его поступать с ближними по совести. Христианская свобода парадоксальна насквозь – такова ее природа, таинственная и славная.

Вот в чем вопрос: до каких пределов простирается власть правительства над народом? Там, где на сцену истории выходит истинное Евангелие Христово, беззаконие сменяется правосудием и рабы получают свободу. Движения за освобождение рабов и за гражданские права в США ясно об этом свидетельствуют. Зная, что они свободны, люди начинают требовать, чтобы и власть обращалась с ними как со свободными. Но как далеко могут заходить эти требования, и какими мерами вправе народ влиять на правительство без того, чтобы впасть в эгоизм и грубое насилие? Об этом много размышляли такие великие мыслители и деятели прошедшего столетия, как Ганди, Дитрих Бонхеффер или Мартин Лютер Кинг.