Медвежья берлога (СИ)

Но я не думаю, что это возможно. Не с таким лицом. Стоит мне провести ладонью вдоль тела Люциана, пока он лежит подо мной и обнимает мой пояс ногами, как он тут же откидывает голову, прижимая мою руку к своей щеке. Счастливый. Раскрасневшийся и взлохмаченный. Потерянный в пространстве. Внимающий каждому прикосновению и слову.

Правда, иногда начинающий кусаться. Серьёзно. Стоит порой отвлечься и начать набирать темп, как Люциан молниеносно реагирует, сжимается, а затем стискивает зубами какой-нибудь из моих пальцев.

Такой секс отличается от всего, что у меня было до этого. Обычно гомосексуальный контакт можно сравнить с подписью на документе. Но здесь Люциан — гроза всякой бюрократии. Мне нельзя двинуться даже на пару сантиметров, это сразу же считается за побег. Но это идёт в комплекте вместе с чувственными вздохами, предназначенными озвучивать моё имя. Люциан всегда зовёт меня, когда испытывает оргазм.

И я чувствую себя собственником. Хищное паучье чувство. Оно заставляет меня на мгновение потерять голову и очнуться лишь от острой боли в спине — это когти Люциана впились в кожу. Но, стоит отметить, пусть мне и неловко, когда кто-то замечает их, я всё же никогда не стану всерьёз укорять его в этом. В конце концов, ему много раз приходилось выступать на публике, будучи зацелованным в шею. С большими тёмными засосами. Я сидел тогда чуть подальше первого ряда и с удовольствием рассматривал своего залюбленного мальчика.

***

Люциан

Ты позволяешь мне всё, когда нам удаётся заняться любовью. Это награда за терпение. Это танталовы муки, которые всё-таки заканчиваются триумфом вопреки своей природе. За ночь мы можем поменять столько положений, сколько содержится поз для любви в моей голове. Не знаю, жалеешь ли ты иногда, что связался с демоном похоти вроде меня… Надеюсь, нет.

Не знаю, хотелось ли мне когда-нибудь быть другим. Чтобы не мучить тебя бесконечными приставаниями, не раздражать пошлыми шутками и просьбами коснуться себя. Такова моя природа. Демоны похоти, или всё-таки скорее любви, быстро чахнут без прикосновений. Но их мне уже мало. Прикосновения, приправленные чувствами, — это гораздо более ёмко.

Ты отчасти прав, когда говоришь, что для меня секс — едва ли не главное в отношениях. И толковал что-то про духовность. Демону. Ничего, кроме вины и стыда, в тот момент я не чувствовал. Но, наверное, если бы не был демоном, никогда бы тебя не встретил. Никогда бы не смог отдаваться тебе, как последний раз, и цепляться за плечи. Впиваться в губы. Тыкаться носом в грудь или шею, или щеку, или волосы… Разбиваться на тысячи осколков и капель кипящей крови. Проводить через себя электричество. Быть готовым в любой момент вырезать своё сердце и подать его с лучшими специями и гарниром.

***

Венцеслав

Иногда я могу брать реванш. Это забавно. В особенности, когда Люциан уже мягкий, расслабленный, немного уставший и выжатый оргазмом, неспособный связать и пару слов. Могу настоять на ещё одном раунде. В таком случае Люциан уже становится беспомощным, как котёнок. Выскажет, что угодно. Купит, продаст, предаст. Выболтает всё. Это означает высшую степень доверия. Я знаю это, потому что в других обстоятельствах до такого никогда не доходит. Молчаливый секс, длящийся дай бог пять минут, — и свободен. Снова в море.

Нет. Люциан показал мне, что бывает по-другому. Бывает, когда ты можешь всю ночь пролежать не в одиночку, а до пота прижавшись к кому-то. Невыносимо жарко, но Люц всё равно не отпустит. Всё равно во сне прижмётся, хоть стену из подушек возводи. Как будто у него бессознательное ещё изощрённее сознательного. Но я не против. Мне нравится, когда он так доверчиво лежит на моей груди.

Он всегда останется для меня мальчишкой. Таким самоуверенным, хвастливым, но стоит сбить с него спесь — и уже на человека похож.

Процесс сбвивания спеси занимает половину ночи. Поначалу Люциашка полон сил, такой резвый, всё ему надо и сразу. Но потом в игру вступаю я. И ему уже не выползти. Будет лежать всё утро и приходить в себя, раз уж пришёл. По крайней мере, только так я могу доспать положенное время, встать в районе обеда и преспокойно заняться своими делами. А Люциан будет охать, сияя, и ворочаться с боку на бок, не зная, чем себя лечить. Человек ко всему привыкает, а демон — тому быстрее. Нет уж. Не отнимайте мой полуденный сон.

Впрочем, не так плохо, когда под утро его тянет полежать на мне и долго поцеловаться. Можно положить ладони на его бёдра и помять, потискать. Корчит из себя спортсмена, конечно, но я даже рад, что от этого толку ровно столько, чтобы было, за что придержать. Подтянутый, но филейная часть на месте. Люциан может побубнить, но не бубнит, потому что нельзя долго оставлять его язык без дела.