На даче, помимо Тани Воронцовой, которая приезжала из Москвы в Горелово на один летний месяц, у меня появилась еще одна подруга – Юля Афанасьева. Вы спросите, почему в моем повествовании столько Юль? Потому, что в семидесятые годы двадцатого века это было самое модное девичье имя. Юлю Афанасьеву невозможно было назвать Юлькой. Это мы с Юлькой Безверховой были Юльками, заводными и не особенно-то ухоженными девчонками. Юля Афанасьева была сама аккуратность. На каждый день у нее было новое платье, и все они были дефицитными, китайскими. У меня было только одно китайское платье – выходное. На голове у Юли красовалась модная в то время стрижка «каскад», а у меня – две тоненькие растрепанные косички. Но окончательно я была сражена, когда Юля достала маленький флакончик духов «Шанс» и важно подушилась.
Дом Юли Афанасьевой был на соседней улице, но я уже выбралась из-за своего забора и самостоятельно загуливала и туда. Бабка Люся сетовала на «сумасшедших» водителей, но против ее доводов было слово мамы, которая разрешила мне ходить к Юле в гости.
Юля тоже, как и Таня Воронцова, была на два года старше меня, но в первый же день знакомства предложила мне сыграть в куклы. Я немного смутилась, потому что даже в детстве не играла в куклы, а теперь считала себя слишком взрослой для таких занятий. Помимо этого, меня немало удивило то, что Юля, у которой есть настоящие взрослые вещи, такие, как флакончик духов «Шанс», предлагает мне играть в куклы.
У меня были две большие куклы, сантиметров по пятьдесят каждая, но, увидев Юлины, я сразу сникла. У нее были небольшие немецкие куклы с шелковыми ресницами и длинными, такими же шелковыми волосами, которые можно было заплетать и укладывать в прически. До того момента для меня не существовало мечты каждой советской девочки – иметь немецкую куклу, но после лицезрения Юлиных кукол такая мечта у меня появилась. Решено было играть в её куклы.
Играли мы довольно замысловато. У нас была семья из четырех человек: родители и двое детей-кукол. Я разыгрывала роль младшей дочери, куклы Кристины, и почтенного отца семейства, дяди Саши. Юля разыгрывала, соответственно, роль матери семейства, тети Юли, и старшей дочь – куклы Вероники. Как ни удивительно, но у меня, ребенка, с рождения не знавшего отца, отменно получалось играть очень доброго отца семейства, а моя «младшая дочь» Кристина была плаксой и ябедой. У Юли «старшая дочь» Вероника была невозможно асоциальным элементом: она красила волосы во все цвета радуги, курила, била мою Кристину и заводила себе непотребных кавалеров, за что всегда бывала жестоко наказана Юлей-мамой. Зачастую мы играли на веранде бабки Люсиного дома и, увлекшись, не замечали, как бабка Люся подслушивает и подсматривает через стеклянные узорчатые стенки. Опоминались мы только тогда, когда бабка Люся не выдерживала и начинала хохотать во все горло. Вообще она принимала самое живое участие в нашей кукольной жизни. У нее еще со времен работы на меховой фабрике «Рот-Фронт» остались тоненькие полоски меха норки и песца – отходы производства. Уже через неделю после нашего с Юлей знакомства, обе «дочери» Вероника и Кристина начали щеголять в норковых и песцовых шубах. Порывшись в закромах, а точнее, в большом старом шкафу, бабка Люся извлекла на свет немалое количество так называемой «ветоши», из которых было накроено и сшито целое приданое для наших «детишек» – постельные принадлежности, одежда и даже сапоги из старых кусочков замши.
Это было первое и последнее лето, когда мы играли в куклы. На следующий год Юле Афанасьевой исполнилось тринадцать, она стала тинэйджером и начала воплощать свои кукольные фантазии в жизнь, первым делом выкрасив перекисью водорода челку в невозможный цыпляче-желтый цвет.
«Терминатор»
Примерно в том же году начали плодиться как грибы видеосалоны.