Читаем Мемуары непрожитой жизни полностью

Мемуары непрожитой жизни

В третий раз бабка Нина купила кусочек финского сервелата, она ждала гостей. Опять же, я прихожу из школы: «О! Колбаска! Дай попробую». И так попробовала, что от сервелата остался лишь хвостик. Нормальные люди едят сервелат тоненькими ломтиками, но мне-то откуда об этом знать? Пришли гости, а у нас в холодильнике – хвостик от сервелата.

Бабка Люся

Пока я жила на Боровой, мы практически не встречались с бабкой Люсей. Дело в том, что между моими бабками был давний конфликт. Я даже не знаю, из-за чего.

Однажды бабка Люся приезжала в нашу квартиру, но и тут они разругались. Из-за ерунды – из-за кастрюль. У нас на полочке стояли три красивые голубые кастрюльки (сейчас осталась одна, как память о бабке Нине), мы в них не варили, а держали для красоты. А бабка Люся приехала, ходила-ходила и решила в одной из этих кастрюлек вскипятить воды. И они с бабкой Ниной поскандалили. Через пятнадцать минут гостья уже хлопала дверью и кричала: «Ноги моей здесь не будет! Буржуи!»

Бабке Люсе восемьдесят лет. Она уже не могла ездить на рынок, едва ходила в магазин, но в город ехать не хотела. Все твердила, что желает умереть в своем доме в Горелово. И к врачам не обращалась, потому что боялась умереть в больнице.

Я к тому времени уже могла ездить по всему городу самостоятельно. У меня был льготный (бесплатный) проездной на все виды городского транспорта, так как я считалась ребенком из многодетной семьи.

И вот как-то зимой я собралась к бабке Люсе.

Около дома лежала здоровенная куча нерасколотых осиновых дров, в доме было не топлено, а сама старушка лежала ничком на тахте в ватнике под двумя одеялами.

Ей было не расколоть дрова, хотя в прошлый раз, когда я ее видела, бабка Люся со своей щуплой фигуркой еще шустро бегала по огороду.

Дрова замерзли и были как каменные.

Мы разломали несколько ящиков, в которых раньше зимовали луковицы гладиолусов, и затопили круглую закопченную печь. Заварили чай.

Я смотрела на бабку Люсю: в свои восемьдесят она не седая – каштановые волосы обрамляли строгое морщинистое лицо. Она рассказывала – в последний раз.

Хранилище памяти. «Солишь хлеб? Я, когда молодая была, любила соленое и горькое. И мне сказала моя мать, Паша (Прасковья): будет у тебя жизнь с солеными слезами и горькая-горькая. Так и вышло…»

Зимой в Питере рано темнеет. Я уехала домой. На прощание бабка Люся сказала: «Легкие у меня плохие. Совсем дышать нечем».

Но легкие ни при чем. У бабки Люси к тому времени было больное сердце. Ей оставалось жить несколько лет.

04.05.2015 года

Замечательное дело – майские праздники! Я пишу и пишу.

Размышляя о вечном конфликте своих бабок, я поняла одно: там был вовсе не конфликт поколений. Просто бабка Люся всегда кого-то любила больше своей дочери.

Сначала она больше любила сына. И бабка Нина всегда это ощущала.

Потом она больше любила мою мать, Ирину, и до самого конца жизни помогала ей. Ходить едва могла, но помогала. В последние годы жизни она ездила сидеть с близнецами.

Беднота!

Наверное, нужно рассказать, что происходит у меня сейчас.

В прошлом году рубль упал к доллару и евро. Зарплата обесценилась, и я еле свожу концы с концами.

На Новый год сын уехал жить к моей матери. Он уже подросток и сам принимает многие решения. Первое время я очень переживала, но сейчас думаю, что так лучше. Уже больше года я сдаю маленькую комнату в нашей квартире на Боровой, и нам с сыном приходилось жить вместе в большой. У него свои подростковые дела, и постоянное присутствие мамы раздражает. Все-таки у бабушки и просторнее, и уход лучше. Несмотря на то, что Димка выше меня ростом на голову, уход ему требуется значительный. Такой большой ребенок все время качает права, а элементарные жизненные правила – разогреть обед, положить грязное белье в специальный ящик и так далее – еще не усвоил.

Таким образом, у меня треть зарплаты уходит на помощь маме, треть – на коммунальные платежи, треть – неизвестно, на что: Интернет, телефон, книги, лекарства и медицину, дорогу на работу. А живу я на то, что сдаю комнату.

В этом месяце комната не оплачивалась, потому что я очень привередливо выбираю жильцов (мне же с ними жить!), и мой бюджет трещит по швам.

Я покупаю килограмм риса, пачку чая, два пакета замороженных овощей и растительное масло. Вот вся моя потребительская корзина.

Но я адски курю сейчас. Четыреста рублей в неделю уходит на питание и шестьсот на сигареты. Я, наверное, никогда не брошу табак. Я не хочу бросать.

Еще у меня есть Леля. Он немножко появится в самом конце романа. Наверное.

Просто он есть, и я буду про него вспоминать.