Мемуары непрожитой жизни

И тут же произошел первый в жизни молодых грандиозный скандал. Алик выпил однажды, причем, так основательно, что ноги принесли его не на Боровую, а на Обводный.

Хранилище памяти.

Звонок по городскому телефону. Мама, ядовито:

– Приходи, Юлька, тут твой монтер пути на лестнице сидит.

Прихожу. Алик спит полусидя, прислонившись к оконной раме на лестнице.

Сара

Пьяный Алик – это еще не горе. После, чтобы избежать моих бурных истерик, выпивший Алик оставался ночевать на работе.

Настоящее горе случилось с Сарой.

Однажды она попросила меня что-то напечатать на компьютере, буквально несколько листиков. И я, выполнив ее просьбу, понесла работу на Сенную.

Было поздно, Алик пошел меня провожать.

Сары дома не оказалось, дверь открыл Дэн. И мы прошли в комнату, наполненную людьми. Я бы поточнее выразилась – «типами». Здесь были и крашеные девочки в коротких шортах-трусиках, и бритые юноши в малиновых и черных пиджаках.

– Ну, давай, давай! – говорил один и весь трясся.

Мужчина в углу достал маленькие весы с чашечками и стал взвешивать горстку белого порошка.

Мы отдали работу и ушли.

– Героин, – сказал Алик на улице.

Он никогда не любил Сару и теперь как будто радовался увиденному.

А я тогда еще ничего не знала про героин. Помнила, что от него умерла Юлька Безверхова, но не знала, что стоит только два раза попробовать (или даже один) – и ты его раб.

Мы с Сарой встретились через некоторое время в школе. Я зашла к ней попить чаю. И передо мной встала дилемма: рассказать Саре или нет? С одной стороны, наушничать нехорошо и мать не должна знать секреты взрослого сына. С другой стороны, героин – это очень серьезно.

Хранилище памяти.

Сара выглядит растерянной и помешивает чай ложечкой, проливая его на белую скатерть.

– Денис такой больной все время, ему надо лежать, а друзья все ходят и ходят. Неприятные очень. Я вчера возвращалась домой, открыла дверь, а мне навстречу вышел один, захохотал каким-то адским смехом и сказал в спину: «А еще мать учительница!»

– У Дениса проблемы, – сказала я. – Думаю, он наркоман.

Я тогда еще не понимала, какой приговор вынесла Саре. Попив чаю, вышла из школы и направилась домой. Повторюсь, я не знала, что такое героин.

Позже Сара продала двухкомнатную квартиру, которую получила по наследству, чтобы лечить Дениса.

Теперь она надолго уходит из моего повествования, потому что меня не было рядом. Не было рядом даже тогда, когда Саре исполнилось пятьдесят лет, и она, убитая горем, в свой день рождения лежала в забытьи на кровати, не отвечая на звонки.

19 июля 2015 года

Где-то с начала 2015 года я стала ходить в Петербургский Дом писателя. Несколько раз читала свои стихи более известным современным поэтам. Я пишу «более известным», потому что культурное общество сейчас таково, что зрителя и читателя нет.

С появлением литературных сайтов в Интернете, люди хотят сами писать и выкладывать в сети стихи и прозу. Образовываются Интернет-ЛИТО той или иной степени профессионализма. И у каждого найдется свой круг читателей. Широко распространены «читатели по дружбе» – это когда авторы ходят друг к другу на литературные странички, тем самым накручивая счетчики посещений, что создает в некотором роде иллюзию известности и востребованности творчества каждого конкретного автора.

Аналогичная ситуация сложилась и в фотографии. С распространением смартфонов с камерами и специальных Интернет-ресурсов, любительская фотография стала очень популярной. И так как большинство не в состоянии отличить свое произведение от профессионального, утверждается, что главное в фотографии – это креатив. Зелёное небо, отредактированное в фотошопе – это креатив, немыслимое разнообразие кошек в различных позах с комментариями – это креатив, но самый важный креатив – это молоденькие девушки, плодящие свои портреты на всех ресурсах. Нет, я не против молоденьких девушек, зеленого неба и кошек. Но! Это привело к распространению культуры обыденного, буржуазного. Те же кошки, например. Вспомним роспись фарфора начала века, популярную в среде мещан. Правильно, кошки! И здесь я использую слово «мещане» не в ругательном смысле, а как официальное обозначение дореволюционного социального слоя.