Мэри Вентура и «Девятое королевство»

Однажды, когда Эстер громко, не выбирая выражений, переругивалась за завтраком с Томом, задняя дверь распахнулась и на брусчатку коридора посыпались письма и журналы. «Утренняя почта!» – послышался затихающий крик удалявшегося почтальона. Словно подглядывают, подумала Эстер. После этого случая она некоторое время закрывала дверь на засов, но потом ее стал раздражать настойчивый стук в дверь торговцев, не понимавших, почему дверь днем заперта, а потому звонивших и ждущих, когда хозяйка спустится и с шумом отодвинет засов. Тогда она перестала запирать дверь, стараясь пореже спорить с мужем или хотя бы делать это не так громко.

Когда Эстер спустилась, Роза ждала ее у дверей, нарядно одетая в полосатое твидовое пальто и атласную шляпку цвета лаванды. Рядом с ней стояла белокурая женщина с худым лицом, ярко-синими веками и полным отсутствием бровей. Это была миссис Нолан, жена владельца паба «Белый олень». По словам Розы, миссис Нолан никогда не бывала на собраниях Союза матерей – у нее не было компаньонки, и потому Роза пригласила ее присоединиться к ним.

– Можешь подождать еще минутку, Роза? Я только скажу Тому, что ненадолго отлучусь. – Эстер повернулась и бодро зашагала по брусчатке на задний дворик, почти физически ощущая, как Роза оценивает ее шляпу, перчатки и лакированные туфли на каблуках.

Том сажал ягоды на свежевскопанной грядке за пустой конюшней. Дочка сидела на куче краснозема и складывала его сломанной ложкой себе на колени.

Легкое раздражение Эстер, вызванное тем, что Том не побрился и позволяет дочери копаться в грязи, улеглось при виде того, как эти двое хорошо ладят друг с другом.

– Том! – Она машинально дотронулась белой перчаткой до грязных от земли ворот. – Я ухожу. Если задержусь, сваришь малышке яйцо?

Том выпрямился и прокричал в ответ что-то обнадеживающее, но слова потерялись в плотном ноябрьском воздухе. Дочка тоже повернулась на голос Эстер, рот у нее был черный, словно она ела землю. Эстер поспешила улизнуть еще до того, как малышка поднялась и заковыляла за ней: Роза и миссис Нолан уже ждали ее во дворе.

Эстер пропустила женщин через двухметровый, похожий на частокол забор и задвинула за ними засов. Роза выставила вперед оба локтя, Эстер и миссис Нолан взяли ее под руки – каждая со своей стороны, – и все трое пошли, слегка покачиваясь, в своих лучших туфлях по каменной брусчатке мимо коттеджа Розы, коттеджа слепого старика и его сестры, старой девы, пока не вышли на дорогу.

– Сегодня собрание проходит в церкви. – Роза засунула за щеку мятный леденец и протянула пакетик из фольги остальным. Но Эстер и миссис Нолан вежливо отказались. – Хотя мы не всегда встречаемся в церкви. Только когда к нам присоединяются новые члены.

Миссис Нолан возвела блеклые глаза к небу – то ли от волнения, то ли из почтения к церкви. Эстер этого так и не поняла.

– Вы тоже недавно здесь живете? – спросила она миссис Нолан, слегка подавшись вперед, чтобы не разговаривать через Розу.

Миссис Нолан издала короткий невеселый смешок.

– Нет, я уж шесть лет здесь живу.

– Тогда вы, наверно, всех знаете.

– По сути, никого, – произнесла нараспев миссис Нолан, и в сердце Эстер, словно стайка зябнущих птиц, затрепетали дурные предчувствия. Если уж миссис Нолан – англичанка по виду и акценту и к тому же жена владельца паба – чувствует себя чужой после шести лет жизни в Девоне, то разве что-то светит американке Эстер? Как ей прижиться в этом закрытом обществе?

Три женщины продолжили путь, рука об руку, вдоль высокой живой изгороди из остролиста, огораживающей акр Эстер, миновали передние ворота и красную глинобитную стену кладбища. Плоские, изъеденные лишайником надгробия кренились к их головам. Дорога, глубоко протоптанная задолго до того, как придумали мостовые, извивалась подобно высохшему руслу реки между наклонными берегами.

Эстер видела, как за витриной мясника с выставленными в ней свиными окороками и коробками с салом и дальше по улице – мимо полицейского участка и общественных туалетов – другие женщины поодиночке и группами стекались к церковным воротам. В мешковатых шерстяных пальто и тускло-коричневых шляпах все они, без исключения, казались старыми и некрасивыми.

Когда Эстер и миссис Нолан задержались у ворот, пропуская вперед Розу, к ним, улыбаясь и кивая, подошла очень некрасивая женщина. Эстер узнала ее: на Празднике урожая она продала ей огромную брюкву за шиллинг и шесть пенсов. Брюква выпирала из корзины, занимая ее полностью, как некий сказочный овощ, но, когда Эстер ее разрезала, оказалась внутри губчатой и жесткой, как пробка. После двух минут пребывания в скороварке она превратилась в бледно-оранжевое месиво, а дно и стенки скороварки почернели от скользкой, дурно пахнущей жидкости. Нужно было просто сварить ее в кастрюле, думала теперь Эстер, следуя за Розой и миссис Нолан к церковным дверям вдоль обрезанных лип.