Мэри Вентура и «Девятое королевство»

Внутри церковь оказалась очень светлой. Только потом Эстер сообразила, что раньше бывала в храме только на вечерней службе. Задние скамьи уже были заполнены женщинами: шурша юбками, они рассаживались, преклоняли колени и слали во все стороны доброжелательные улыбки.

Роза подвела Эстер и миссис Нолан к пустой скамье у середины прохода, пропустила вперед миссис Нолан, затем прошла сама, ведя за собой Эстер. Преклонила колени одна Роза. Эстер просто опустила голову и закрыла глаза, но голова ее оставалась пустой, и она почувствовала себя лицемеркой. Открыв глаза, она огляделась.

Только на миссис Нолан здесь не было шляпы. Эстер поймала ее взгляд, и женщина вздернула брови или, скорее, кожу, где должны были быть брови. Подавшись вперед, она доверительно сообщила:

– Я не часто сюда хожу.

Эстер понимающе кивнула и шепнула одними губами:

– И я тоже.

Но это было не совсем так. Через месяц после приезда в город она стала посещать все без исключения вечерние службы. Пропущенный месяц дался ей нелегко. По воскресеньям дважды в день – утром и вечером – мелодичный перезвон колоколов разносился по окрестностям. Этот звон словно испытывал ее. Он вторгался в воздух и сотрясал его с собачьим рвением. Звон заставлял Эстер чувствовать себя отверженной, лишенной возможности участвовать в каком-то прекрасном местном празднике. Через несколько дней, проведенных в новом доме, Том пригласил Эстер спуститься к пришедшему к ним гостю. В гостиной среди коробок с неразобранными книгами сидел местный священник. Плюгавый седой человечек с оттопыренными ушами, ирландским акцентом и профессиональной всепрощающей улыбкой на лице рассказывал о своей жизни в Кении, где он познакомился с Джомо Кениатой[33], о живущих в Австралии детях и жене-англичанке.

Эстер все время ждала, когда он спросит, ходят ли они в церковь. Но священник не затрагивал эту тему. Он покачал на коленях ребенка и вскоре ушел. Эстер в окно видела, как маленькая фигурка в черном одеянии движется по тропинке к передним воротам.

А еще через месяц Эстер, вконец растревоженная колокольным звоном, написала под горячую руку священнику письмо. Ей хотелось бы посещать вечерние службы. Не посвятит ли он ее в ритуалы, установленные в их церкви?

Эстер взволнованно ждала ответа. Каждый день она накрывала стол к послеобеденному чаю, за который они с Томом садились только когда становилось ясно, что никто не придет. На третий день, сметывая на живую нитку желтую фланелевую рубашку для малышки, она глянула в окно, выходящее на передние ворота, и увидела невысокую плотную фигурку в черном, медленно прокладывавшую себе путь сквозь крапиву.

Эстер с опаской приветствовала священника. Она сразу призналась, что воспитана в унитарианстве, на что священник с улыбкой ответил, что, поскольку она христианка, ей будут рады в любой церкви. Эстер еле сдержалась, чтоб не назваться атеисткой и не покончить со всем разом. Раскрывая молитвенник, который принес священник, Эстер чувствовала, как черты ее лица принимают болезненно-лживое выражение, однако внимательно прослушала весь порядок службы. Явление Святого Духа и слова «воскрешение из мертвых» вызвали у нее неловкое чувство собственной двуличности. Однако когда она призналась, что ей трудно поверить в «воскрешение плоти» (сказать, что «и духа», она не осмелилась), священник совершенно не был шокирован. Он только спросил, верит ли она в силу молитвы.

«О, да, да, верю!» – услышала Эстер собственные слова, пораженная тем, что на ее глазах так кстати выступили слезы, которые на самом деле означали: как бы я хотела верить. Позже ей пришло в голову, что слезы могли быть вызваны осознанием непреодолимой пропасти между ее неверием и красотой истинной веры. У нее не хватило мужества рассказать священнику, что десять лет назад она пережила трудный период, изучая в колледже сравнительное религиоведение, к концу которого пожалела, что не родилась иудейкой.

Священник сказал, что его жена могла бы встретиться с Эстер перед ближайшей вечерней службой и быть рядом с ней, чтобы она не ощущала себя чужой. Потом ему пришло в голову, что, возможно, Эстер захотела бы пойти в церковь с соседями, Розой и Сесилом, не пропускающими ни одной службы. О блюде с пирожными и горячем чае, ждавшими на кухне, Эстер вспомнила только в тот момент, когда священник, захватив два молитвенника, стал надевать шляпу. Но было уже слишком поздно. Это не простая забывчивость, подумала Эстер, глядя, как священник степенно шествует сквозь заросли крапивы, и убрала блюдо с пирожными.

Церковь стала заполняться быстрее. Жена священника, нескладная угловатая женщина с длинным добрым лицом, покинула первый ряд и на цыпочках прошла в глубину церкви, раздавая экземпляры молитвенника Союза матерей. Эстер почувствовала, как в ее чреве взыграл ребенок, и умиротворенно подумала: «Я мать, мое место здесь».

Первозданный холод церковного пола уже начал охватывать ее ступни, когда все вокруг зашевелилось, потом смолкло: по проходу медленной, важной походкой шел священник.