Мэри Вентура и «Девятое королевство»

– Я всегда так делаю. – В зеленовато-желтом свете уличных фонарей черты лица Хэмиша обрели странно восточный колорит, его бесцветные глаза казались узкими щелками над высокими скулами. Но Доди знала, что он всего лишь пропитанный пивом канадец, и эта восковая маска сопровождает ее, для удобства, на вечеринку поэтов и робких университетских подражателей Д. Г. Лоренсу. Только произведения Леонарда стояли выше пошлого остроумия. Доди не была с ним знакома, но то, что она читала, говорило о многом. Будь что будет.

– Я всегда все планирую заранее, – сказал Хэмиш. – Вот и сейчас в мои планы входит выпить с тобой где-нибудь. А уж потом ехать на вечеринку. Там никто не появится раньше чем через час. Потом, может, забредет кто-нибудь из преподавателей.

– А Мик и Леонард будут?

– Ты с ними знакома?

– Нет, только читала.

– Будут, конечно. Если кто-то вообще будет. Но ты держись от них подальше.

– Это еще почему? – Стоило туда идти, чтобы держаться подальше! Непонятно, хочет она этой встречи сама или ею управляют звезды и Орион тащит ее за собой в оковах?

– Потому что они лицемеры. И еще первые волокиты в Кембридже.

– Я могу постоять за себя. – «Ведь, отдавая, я никогда не отдаю всего. Повсюду за моей спиной маячит хитрая скряга Доди, которая никогда не отдаст самый драгоценный камень в короне. Всегда в безопасности, ухаживая, словно монахиня, за своей статуей. С каменными крыльями и ничьим лицом».

– Конечно, – согласился Хэмиш. – Конечно.

Такси остановилось напротив остроконечного каменного фасада Королевского колледжа, этого накрахмаленного кружева, которое только по чистой случайности называют камнем. Юноши в черных мантиях по двое и по трое выходили из ворот, проходя мимо будки привратника.

– Не беспокойся. – Хэмиш подвел ее к тротуару и остановился, отсчитывая монеты в ладонь безликого водителя. – Все предусмотрено.

Из полированного деревянного бара Миллера Доди видела, как в дальнем конце устланного ковром помещения по обтянутым плюшем ступеням поднимаются в ресторан и выходят из него парочки: голодные – вверх, насытившиеся – вниз. Сальные отпечатки губ на бокалах от жирной куропатки и рубиновые – от полудрагоценных вкраплений смородинового желе. Виски стало действовать, симптомы синусита поубавились, но голос, как обычно, тоже начал пропадать. Стал тихим и глухим.

– Хэмиш, – попробовала произнести Доди.

– Где ты витаешь? – Его теплая рука под ее локтем была ничуть не хуже любой другой теплой руки. Люди проплывали мимо, как волны, без лиц, без ног. За окном, обрамленным зелеными резиновыми листьями, вдруг откуда-то из темного моря возникали очертания лиц и вновь пропадали – бледные подводные растения, почти неразличимые.

– Ты готова?

– Готова. Моя мантия у тебя?

Хэмиш показал ей черный сверток, перекинутый через его руку, и стал проталкиваться сквозь окружившую бар толпу к вращающейся стеклянной двери. Доди следовала за ним чрезвычайно осторожно, сосредоточившись на широкой темно-синей спине, а когда он распахнул дверь, пропуская ее вперед, взяла его под руку. Хэмиш был надежным, с ним она чувствовала себя в безопасности, болтаясь сзади, как воздушный шар. У нее кружилась голова, она ощущала тревожное возбуждение, но все же сохраняла осмотрительность в окружавшем их шуме. Наступи на эту льдину и сломаешь маме спину… Нерешительно она вышла на площадь.

– Надень-ка мантию, – сказал Хэмиш через некоторое время. – Не хочется, чтобы кто-то из надзирателей задержал нас. Особенно сегодня вечером.

– Почему особенно сегодня?

– Они будут меня искать. С бульдогами и все такое.

На Пиз-Хилл под светящимся зеленым шатром театра «Артс» Хэмиш помог ей просунуть руки в прорези черной мантии.

– Немного порвалась на плече.

– Я знаю. От этого всегда кажется, что на мне смирительная рубашка. Сползает, и приходится прижимать руки к бокам.

– Если заметят дыру, мантию тут же выбросят. Подойдут, спросят и разорвут на месте.

– Я зашью, – сказала Доди. «Починю. Починю потрепанную, рваную мантию. Спасу худой рукав». – Зашью черными нитками для вышивания. Ничего не будет заметно.

– Все будут в восторге.

Держась за руки, они пересекли открытую мощеную площадь Маркет-Хилл. Звезды тускло светились над боковым крылом церкви Святой Марии Великой, где на прошлой неделе кающиеся грешники слушали Билли Грэма[42]. Они миновали пустые рыночные прилавки. Затем двинулись по Петти-Кьюри, мимо винного магазина, в витринах которого стояли бутылки чилийского бургундского и южноафриканского хереса, мимо мясных лавок с закрытыми ставнями и витрин из освинцованного стекла книжного магазина Гефера, откуда книги вновь и вновь произносили свои слова в безмолвной литании пустого пространства. Улица была пуста вплоть до барочных башен Ллойда, им встретилось лишь несколько студентов, торопящихся на поздний обед или театральное представление, черные мантии развевались за ними, как крылья грачей на прохладном ветру.