Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

Чтобы оказаться возле могил трех Су, необходимо пересечь обширный пейзажный парк. Место это расположено далеко от Парка трех Су в их родном Мэйшане и намного превосходит его по площади. Я никогда не верил в перерождение, но всегда испытывал благоговейную веру в сансару. И вот, в зеленых дебрях бамбука, кипарисов и сосен, в потоке лишенного телесной оболочки ветра ты случайно натыкаешься на храм Гуанцинсы, Храм трех Су, Лес стел Дунбо и озеро Дунбоху. Само их существование обусловлено лишь одной вечной темой — круговоротом сансары. В действительности же существование этих объектов связано вовсе не с кармой, скорее, они являются одним из способов человечества противостоять забвению, в некотором смысле это напоминает исторические записи, творимые поколением за поколением прямо на поверхности Земли посредством беспрерывного круга сансары. Пусть даже я заранее знал, что рано или поздно наткнусь на них здесь, пусть даже есть вероятность, что подобные им объекты будут когда-нибудь воздвигнуты где-то еще, я, тем не менее, снова и снова ощущаю непередаваемое волнение. Чувство это проистекает из лишенной причудливых гор и чудесных рек Великой китайской равнины, возможно, лишь благодаря ей и существует столь глубокая эрудированность и серьезность, литература, наполненная такой энергией, талантом и мудростью.

И вот я снова стою на берегу озера Дунпоху. Мне неизвестно, сколько озер в мире было названо в честь Су Дунпо. За свою жизнь он посетил едва ли не все реки, озера и моря Китая: от реки Миньцзян[67] в провинции Сычуань до Хуанхэ, и далее от Хуанхэ к реке Хуайхэ

[68], Великому китайскому каналу, реке Янцзы, реке Чжуцзян[69] и к Южно-Китайскому морю. Это пропитало его жизнь, его плоть и кровь, его творчество водой всевозможных привкусов. Простирающееся же перед моими глазами озеро Дунпоху перекликается с одноименным озером Дунпоху на его родине; одно как бы является воплощением его прошлого рождения, другое — жизни нынешней. Я знаю, что озеро Дунпоху, лежащее передо мной, — всего лишь очередной сотворенный человеческими руками и совершенно лишенный поэтичности искусственный водоем. И создано оно было отнюдь не ради красивого пейзажа. Когда я приехал в эти места, только минул период сяошу[70]

; на Великой равнине стояли знойные дни. Это наиболее засушливый период, когда каждая пядь земли изнывает от жажды. Но поразительный факт: как только наступает засуха, вода из озера Дунпоху капля за каплей начинает питать изжаренные в трещины солнцем поля, и тогда по прошествии времени от зноя трескается только обнажившееся дно озера, местами превратившееся в грязную лужу. Но даже на иссушенной илистой поверхности продолжает играть солнце, переливаясь отсветами многочисленных оттенков. Пусть мне так и не удалось увидеть, как играет свет на подернутой рябью водной глади, но окружающие озеро могучие пышные всходы полей отчасти рассеяли невыразимую тревогу, наполняющую мое сердце. Случись так, что Су Дунпо был бы еще жив, мне кажется, он поступил бы точно так же; он совершал подобные глупости в родном Мэйшане: пусть даже в домашнем водоеме оставался лишь глоток воды, Су Дунпо был готов поделиться им с крестьянином, дабы хоть сколько-нибудь утолить его жажду…

Выложенная булыжником тропа, накрытая глубокой тенью, проходит через застывший в молчании участок земли и приводит путника к аллее к могилам[71]. Четыре древних кипариса, растущих уже бог весть сколько лет, с течением времени приняли старый, дряхлый и какой-то одурманенный облик, как если бы они провалились в грезы. В тени деревьев по обеим сторонам от дороги, ведущей к могиле, выстроились в два стройных ряда, как почетный караул, молчаливые каменные изваяния лошадей, козлов, тигров и людей. Над всем довлеет предопределенная судьба; в безмятежном спокойствии я глубоко воспринял практически божественную красоту. Прямо перед взором предстала красная каменная мемориальная арка, стоит лишь поднять голову, как тут же замечаешь четыре старых, кряжистых, крупных иероглифа, выгравированных в центре поперечной балки, гласящих: «Захоронение Циншаньюй». На боковых колоннах арки выгравированы парные надписи, в действительности являющиеся строчками из стихотворения Су Ши:

Пусть на темной горе[72], в месте самом глухом

Погребенье мое без почета свершат,Пусть годами по длинным, дождливым ночамОдинокая, стонет и плачет душа…[73]

Строки эти взяты из стиха «Посылаю из тюрьмы брату Цзыю[74] два стиха», адресованного Су Чжэ в те времена, когда Су Ши посадили в тюрьму за неугодную двору поэзию[75]. Следующие две строчки гласят: