Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

Пусть все это и так, — верю я, господин,В новой жизни мы братьями будем опять,Ибо узами братства мы так скреплены,

Что не в силах никто и ничто их порвать![76]

Неожиданно меня на мгновение окатило волной печали, после чего снова воцарился покой. Заснувшие здесь вечным сном братья действительно «навеки будут братьями».

Пройдя простую скромную мемориальную арку, холл для жертвоприношений и алтарь, я ступил на кладбище. Ощущение, что ты оказался в первобытном лесу: лишь на Великой Китайской равнине могут вырасти такие высящиеся до небес древние деревья — густолистые, потемневшие от старости, приобретшие словно бы землистый, как почва на равнине, цвет и источающие дурманящий аромат. Поговаривают, что некоторые из этих деревьев даже старше самого кладбища, в них как будто бы вселилась душа: они не похожи на гордо вздымающиеся ввысь старинные кипарисы других мест, напротив, они склоняются в совсем другом направлении так, что, кажется, даже солнечный свет проникает как будто под наклоном. Подсознательно я догадываюсь о направлении их роста: юго-запад[77]

. Если двигаться, не останавливаясь, и придерживаться этого направления, как раз окажешься в том самом округе Мэйшань, расположенном в далекой Сычуаньской впадине. И человек не безжизнен, не лишен чувств, но здешняя природа настолько полна одухотворенности, что, словно бы обладая сверхъестественной силой, указывает на существование далекой родины похороненных в этом месте Су. И этот факт заставил меня бросить недоуменный взгляд на кладбище. Недоумение это, однако, постигло не только меня — уже тысячу лет оно бередит умы человечества, но и по сей день не угасают споры об этом захоронении. В каждом скитальце на закате его жизни пробуждается мощный инстинкт, призывающий вернуться в родные края. В стихотворении Су Чжэ «Вторю стихам Цзычжаня „Отправляю поздравления с Днем рождения“» вскрываются его размышления о последнем приюте:

Неисчислимы дни, когда грущу о доме я;

Гадание определило последнее пристанище Лаоцюаня[78].

Очевидно, он все же желал вернуться на родину после долгих скитаний и покоиться на родовом кладбище Лаовэнцзин[79]

вместе с родителями. Но что же заставило их с братом избрать своим последним оплотом столь далекую от родных мест чужбину?

Последующие поколения выстроили немало гипотез, объясняющих их решение. Одна из версий сводится к тому, что ученые мужи династии Северная Сун особо почитали прилегающие к горе Суншань[80] плодородные земли и полноводные реки, надеясь обрести здесь вечный покой. А уезд Цзясянь, расположившийся в переходной зоне между северными ответвлениями горной цепи Фуню[81] и районом Юйдун[82]

на востоке провинции Хэнань, как раз и относится к землям, высоко ценимым чиновным сословием. Из трех Су, пожалуй, Су Сюнь был первым, кто выразил подобное желание. В последние годы жизни Су Сюнь провел в тогдашней столице Китая — городе Бяньцзин (нынешний Кайфын), но еще с давнего времени лелеял стремление перебраться в город Лоян, о чем и упоминается в следующих строчках его стихотворения:

Посетив все уголки Поднебесной,восхищаюсь горой Суншань,Мечтаю купить там землю и поселиться вместе с семьей.

Однако в конечном счете Су Сюнь не был погребен у горы Суншань, находящаяся здесь могила представляет собой лишь запоздавшее на несколько сотен лет захоронение с его одеждой[83]. Последняя же воля Су Сюня трансформировалась в предсмертное пожелание его сына Су Ши. Сохранилась следующая запись поэта относительно организации его похорон: «Когда Су Ши заболел, в письме он указал брату Су Чжэ: „Я скоро умру, похорони меня у подножья горы Суншань и напиши эпитафию“». Поэтому, следуя предсмертному завету старшего брата, Су Чжэ похоронил его именно на этом участке земли у подножия горы Суншань, а после смерти и сам вслед за Су Ши почил здесь вечным сном. Это, однако же, не история смерти, а обещание, данное при жизни.