Моя жизнь в съемной квартире началась так же резко, как грохот пароходного двигателя — он пронесся по речной ряби, пронзил воздух, отрезав пути к отступлению, ударил в барабанные перепонки, разбудил меня, и я поняла, что увязла в полном боли лабиринте выживания[148]
и должна мобилизовать все клетки тела, чтобы одолеть эту новую жизнь, поджидавшую меня с камнем за пазухой. Даже в эту минуту я еще не знала, где и в каком времени нахожусь, не знала предела своих чувств, не знала, как долго смогу бороться; в минуту, когда земля еще не прокалилась от солнечных лучей, в миг между светом и тьмой, между началом и концом, я, словно перелетная птица, что странствует по чужим землям, должна была одним рывком взмыть в воздух, пробраться через городской лабиринт, уворачиваясь от буйных, слепящих неоновых огней, долететь до бетонных зарослей, а там влиться в причудливый обряд, слой за слоем содрать с себя кожу, смиренно сдаться на волю победителя и наконец обрести новую жизнь.2
Мост Ваньцзянцяо был серым. Вдоль незатейливых поручней шла пешеходная дорожка, середину моста отвели под проезжую часть, а от нее низкими перильцами отгородили необычно узкую велосипедную дорожку. Это место напоминало мне мост Сидацяо в Урумчи — с него открывался вид на храм в парке Хуншань, а с моста Ваньцзянцяо была видна пагода Цзиньаочжоу на берегу Дунцзян.
Каждый раз, когда я ехала по мосту на велосипеде, у меня перехватывало дыхание. Вот женщина посадила грудничка в мешок за спиной и что есть силы жмет на педали, руки и ноги ее отливают черным блеском; вот мужчина в соломенной шляпе и в шлепанцах катит на трехколесном велосипеде, в кузове везет овощи, они просвечивают темно-зеленым из-под пластиковой пленки (едут на рынок в Сицунь). У рикши нет клаксона, и потому всю дорогу он кричит: «Посторонись, посторонись!», и велосипедистам приходится останавливаться и жаться к обочине; в дождливый день люди едут с зонтиками в руках, накидывают на плечи дождевики, надевают резиновые сапоги; вот отец приподнял полу дождевика и укрыл ею сидящего за спиной ребенка, а сам, раскрасневшись, крутит педали.
На мосту я часто видела старух: редкие волосы едва прикрывают череп, лицо как грецкий орех, спина горбом, на ногах с высушенными пальцами — темно-коричневые пластиковые шлепанцы (до чего странно: почти все старухи ходят в совершенно одинаковых шлепанцах), она медленно ковыляет по мосту, похожая на крошечный старый домик, от которого лучше держаться подальше, тронь мизинцем — и он тут же обрушится.
Сразу за мостом начинается район Ваньцзянцюй. Он не похож на район Гуаньчэн[149]
, что сохраняет королевские манеры, несмотря на упадок, Ваньцзянцюй отличается и от Наньчэна[150] — нового, чистого и величественного, словно айсберг. Здесь же повсюду висит запах сырости, оттененный илом, водорослями и гнилым деревом. Оказавшись среди кучки приземистых бежевых пятиэтажек, я с изумлением заметила, что их стены покрыты фантастическими следами обильных дождей — темно-бурыми, светло-бурыми. В Урумчи зимой с карнизов свисают сосульки. И сосульки, и дождевые потеки висят пучками, целясь остриями вниз. В стороны от главной улицы отходят бессчетные переулки, в глубине которых прячутся нунминьфаны[151] — большие ворота, отдельный двор, все построены по разным лекалам, но перед воротами каждого дома стоит пара горшков, а в них кустики люйло[152] с огромными листьями.Наш район с квартирами под сдачу — не простая городская окраина: все эти здания построены местными крестьянами на их собственной земле, одни живут в них сами, другие сдают в аренду, и потому оседлая жизнь здесь мешается с кочевой. В лицах квартирантов царит неразбериха, их выражения неясны, словно в глубине океана столкнулись все течения разом и замутили воду. Я хотела снять жилье с гостиной и одной спальней, но таких квартир уже не осталось, были только трехкомнатные (одна гостиная и две спальни). Время поджимало, раздумывать было некогда, и я второпях выбрала трехкомнатную квартиру с балконом на запад, в гостиной стоял деревянный диван, на тумбочке — старый телевизор; две спальни — большая и маленькая, в каждой по широкой кровати, балкон разделен бетонной перегородкой, на одной половине кухня (там стоял газовый баллон), на другой туалет (с душевой лейкой).
Рассказы американских писателей о молодежи.
Джесс Стюарт , Джойс Кэрол Оутс , Джон Чивер , Дональд Бартелм , Карсон Маккаллерс , Курт Воннегут-мл , Норман Мейлер , Уильям Катберт Фолкнер , Уильям Фолкнер
Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ / Современная проза