Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

В супермаркете я покупала только молоко, яблоки и хлеб, ничего больше. С первого же дня на съемной квартире я думала о следующем переезде. Вещи для меня были лишь помехой при смене жилья. Пожалуй, больше всего денег в супермаркете я выложила за тот самый москитный полог розового цвета. Инструкция предписывала продеть проволоку сквозь отверстия в сетке, но я провозилась с пологом целый час, и все впустую.

Я едва не плакала: что же делать? Позвать на помощь соседей?

…….? Нет! Ни в коем случае!

Это все равно что выдать себя врагу.

В шестьсот десятой я жила почти отшельником, храня молчание, словно немой лосось[162], я боялась, что меня увидят, запомнят мое лицо, узнают распорядок дня, догадаются, что я здесь — совсем одна. Слишком опасно. Оборвав связь с миром, я похоронила себя в могиле, которую сама же и вырыла, и чем дальше я рыла, тем глубже она становилась. Я уже заразилась разобщенностью, безродностью, не отпускавшей меня в любое время года[163]

, я стала нелюдимым и чуждым всем преступником, незаметным одноклеточным, скрывшимся из мира людей. Я считала ниже своего достоинства выкраивать дополнительное место в общем коридоре полкой для обуви, как это делали соседи. Нет, у меня было много места, всюду царила пустота; к тому же по обуви люди могли что-то узнать обо мне (о моей работе, доходах, вкусах), и это могло быть опасно. Никто не предупреждал меня об угрозе; это уродливая интуиция обратила меня в улитку, вокруг которой вырос толстый панцирь.

Я научилась запираться. Впервые в жизни: я затворяла дверь, закрывалась на стальную щеколду, сверху вешала железный замок — крак! До чего же звонким казался лязг замка в пустых мрачных комнатах. Этот бессмысленный звук, изо дня в день сотрясавший квартиру, почему-то неизменно выстреливал куда-то в глубину моего сердца. Только после этого щелчка на меня, как по волшебству, опускался покой. Потом я плотно закрывала окна, задергивала шторы, снимала одежду, шла в душ, надевала пижаму, грызя яблоко, читала, ложилась в кровать и засыпала беспокойным сном. Ни вечером, ни ночью, ни утром я не разговаривала — я была одна. Жизнь стала простой, устоявшейся, окостеневшей. Изо дня в день в неизменное время я делала одно и то же: бах! Хлопнула дверью, заперлась на замок. А соседи мои держали двери нараспашку, и я видела их циновки, простыни, кухонные лопатки, спины, длинные волосы. Они шумели, воспитывали детей, готовили, принимали гостей, смотрели сериалы, ссорились, занимались любовью, спали; я же не могла слиться со своим домом и разделить его малые беды — даже завладев тремя ключами (первый — синий магнитный блинчик — от главного входа, второй — от простого замка в шестьсот десятую, третий — от замка с секретом) и став свободным, уверенным в своей безопасности жильцом, я все равно чувствовала себя масляной звездочкой, что плавает по воде.

Снаружи дом был облицован красным кирпичом, и в нем никогда не гостил грязный рыбный дух; все лестницы, стены, квартиры, туалеты, кухни — все от пола до потолка было покрыто кафелем. На стенах висели большие таблички-предупреждения: «Не шуметь», «Не мусорить», «Оповестите арендодателя за неделю до выезда из квартиры»; на всех этажах через лестничный пролет шел коридор с квартирами дверь в дверь, у каждого порога — полка для обуви и урна. Поэтому с виду дом почти не отличался ни от многоэтажек с апартаментами, ни от янфанов[164] с цветниками, ни от горных коттеджей, однако уровень безопасности здесь был несоизмеримо ниже. Я не могла не беспокоиться о себе; все время казалось, что где-то в темном углу притаилась беда, до поры до времени она прячется, но постоянно следит за мной зоркими холодными глазами. И в многоквартирных, и в частных домах, и в зеленых райончиках люди подолгу живут на одном месте, и даже если рядом поселился непорядочный человек с чудовищными привычками, в случае чего у вас всегда найдутся и свидетели, и доказательства. Район с квартирами под сдачу — уже не деревня, еще не город, это переходная зона, где город перемешался с деревней. Жильцы останавливаются в таких квартирах всего на пару дней, недель, месяцев и ведут себя безрассудно, дико, пугающе.