Читаем Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха полностью

В Античности сова, спутница Афины / Минервы, воплощала мудрость и знание (и эта символика была актуализирована гуманистами в эпоху Возрождения). Однако в христианской культуре Средневековья за этой птицей закрепились прежде всего негативные ассоциации[226]. Еще в ветхозаветной книге Левит (11:16–17) сова была перечислена среди нечистых созданий. В греческом «Физиологе» говорилось о том, что она любит ночь и скрывается от солнечного света. Точно так же иудеи отвергли Христа, предпочтя тьму свету.

На протяжении столетий христианские авторы обличали иудеев за то, что они отказываются признать Иисуса мессией и не видят истинного смысла Ветхого Завета, полного пророчеств о Боговоплощении и Страстях. Их неверие описывалось как помрачение и слепота. Потому сова как ночная птица, которая сторонится дневного света (истины), стала одним из образов, применявшихся в полемике против иудаизма. Кроме того, ее клюв, возможно, напоминал о крючковатых носах, с какими так часто изображали демонов, а также иудеев и других иноверцев или еретиков. На миниатюрах во многих бестиариях можно увидеть, как сову со всех сторон атакуют другие птицы. Эта сцена напоминала о ненависти, которую все окружающие народы испытывают к богоубийцам (рис. 73)[227]. Гуго Фольетский писал, что совы живут в трещинах стен. Христос предпочел родиться евреем, но погиб от их рук в этих трещинах[228]. Мы не знаем, читал ли Босх трактат «О птицах», но его сова, спрятавшаяся в темной нише, вероятно, в духе этого текста напоминала об опасностях, грозивших новорожденному мессии.


Рис. 71. Слева: клевреты Антихриста; справа: пастухи.

Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.


Рис. 72. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.


Рис. 73. Бестиарий. Англия, вторая четверть XIII в.

London. British Library. Ms. Harley 4751. Fol. 47


Около 1355 г. австрийский монах Ульрих фон Лилиенфельд составил пособие для проповедников под названием «Согласование любви» (Concordantia caritatis). Оно было устроено как иллюстрированный справочник по Новому Завету: каждый эпизод евангельской истории сопровождался несколькими прообразами (их именовали «типами») из Ветхого Завета, а также аллегориями, заимствованными из царства природы. Для издевательств, которым Христос, по свидетельству Евангелия от Луки (22:63–64), подвергся после ареста в руках иудейской стражи («Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя?»), было предложено два ветхозаветных типа: ослепление Самсона филистимлянами (Суд. 16:18) и ослепление царя Седекии по приказу вавилонского царя Навуходоносора (4 Цар. 25:6–7). К ним прибавились две небиблейские аллегории. В одной из них иудеев, которые слепы к истине, уподобляли сове (ulula), поскольку при свете дня она почти ничего не видит[229].

У Босха совы как существа, явно связанные с силами тьмы, кочуют из работы в работу. Например, в «Искушении св. Антония» сова взобралась на голову демоническому музыканту со свиным рылом, а другая сова выглядывает из дыры в колонне, на которой изображено поклонение демону или идолу, похожему на обезьяну. На «Страшном суде», который сейчас хранится в Брюгге, она выглядывает из отверстия в громадной лютне, установленной посреди преисподней, а в «Саде земных наслаждений» – из отверстия в фонтане (источнике жизни?), расположенном посреди райского сада (указание на грехопадение и «червоточину», которая не дала людям пойти по пути праведности?) (рис. 74). Сова таится в листве, покрывшей мачту «Корабля дураков»[230]

. Потому и на «Поклонении волхвов» фигура совы явно маркирует хижину как пространство зловещее и иноверное.


Рис. 74. Совы в «Саде земных наслаждений»


На левой створке триптиха Босх изобразил двор, примыкающий к хлеву. Судя по монументальным аркам, порталу и обвалившимся стенам, это руины дворца Давида. У стены, под дырявым навесом у огня одиноко сидит Иосиф – муж Девы Марии, которому не нашлось места в центральной сцене. Престарелый кормилец Святого семейства (за его спиной висит топор – орудие плотницкого ремесла) заботливо сушит над костром пеленки младенца. Как и на многих изображениях Рождества и Поклонения волхвов, созданных в Германии и Нидерландах в XV в., Иосиф оказывается оттеснен на периферию. Более того, он берет на себя домашние заботы, которые в то время считались исключительно женским делом: стирает, готовит, шьет, носит воду. На некоторых из таких образов чувствуется ирония по отношению к старику. Ведь его нередко высмеивали как простака-рогоносца: мол, его жена зачала, а от кого – неведомо. Однако чаще всего ему отводили подчиненную, но почтенную роль – преданного кормильца, заботящегося о молодой жене и приемном сыне – Спасителе[231].

Перейти на страницу:

Все книги серии Искусство как наука

Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха
Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

Со времен Средневековья до нас дошли тысячи изображений евангельской сцены, где три волхва приносят дары новорожденному Иисусу. Среди рельефов из слоновой кости, книжных миниатюр, мозаик, фресок, алтарных панелей и витражей выделяется один образ, который давно интригует историков, – триптих «Поклонение волхвов», написанный Иеронимом Босхом.В нем множество иконографических «аномалий». Что за бородатый человек стоит в дверях хижины? Его красный плащ накинут на голое тело, на голове тюрбан, обвитый терниями, а лодыжка заключена в стеклянный сосуд, сквозь который виднеется кровоточащая рана. Почему на одеждах чернокожего волхва и его слуги написаны сирены и рыбы, пожирающие друг друга?На Западе трех «королей», пришедших в Вифлеем, почитали как святых, а эти детали плохо вяжутся с праведностью. Чтобы расшифровать послание Босха, историк-медиевист Михаил Майзульс обращается к средневековой демонологии, антииудейской полемике, астрологическим теориям и апокалиптическим мифам о последних временах и Антихристе.

Михаил Романович Майзульс

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное
Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии
Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

Изображения средневековых мастеров многие до сих пор воспринимают как творения художников — в привычном для нас смысле слова. Между тем Средневековью не известны понятия «творчество», «верность природе» или «наблюдение», которые свойственны Ренессансу и Новому времени. Искусствовед Анна Пожидаева стремится выявить логику работы западноевропейских мастеров XI–XIII веков, прежде всего миниатюристов. Какова была мера их свободы? По каким критериям они выбирали образцы для собственных иконографических схем? Как воспроизводили работы предшественников и что подразумевали под «копией»? Задаваясь такими вопросами, автор сосредотачивает внимание на западноевропейской иконографии Дней Творения, в которой смешались несколько очень разных изобразительных традиций раннего христианства. Анализ многочисленных миниатюр позволяет исследователю развить концепцию «смешанного пазла» — иконографического комплекса, сложенного несколькими поколениями средневековых мастеров.Анна Пожидаева — кандидат искусствоведения, доцент факультета гуманитарных наук НИУ «Высшая школа экономики».

Анна Владимировна Пожидаева

Искусствоведение