Мятеж

– Чего ты не понимаешь, мой мальчик, так это того, что я всегда хотел только лучшего для тебя, – продолжал он. – Сначала это означало карьеру, подобную моей. Шанс сформировать будущее этого города. Когда стало ясно, что ты выбрал иной путь, я решил позаботиться о твоей безопасности. Я пытался уберечь тебя от неприятностей любыми необходимыми средствами. Твоя мать умоляла меня об этом. Поэтому я попытался воззвать к твоей человеческой природе. Я видел, что ты был готов защищать то, что тебе дорого.

Олливан мог бы превратиться в пламя. Желание протянуть руку и направить болевое заклинание на своего дедушку было настолько сильным, что его магия против воли начала подниматься по венам. Его пальцы обожгло, когда из них вырвались разряды; воздух затрещал, и Джупитус отступил назад.

– Ты угрожал убить Сибеллу, – прорычал Олливан.

Лицо Джупитуса было серьезным, полным раскаяния; ложь.

– Иногда то, что мы вынуждены делать для тех, кого любим, трудно принять. Мы можем только надеяться, что они не попытаются наказать нас за эту попытку.

Он огляделся, его глаза остановились на каждом из присутствующих по очереди.

– Но ты наказал всех нас, Олливан. Ты поставил под угрозу весь этот город, пытаясь причинить мне боль.

Олливан рассмеялся.

– Это было для него.

Он мотнул головой в сторону Джаспера, все еще скрывающегося в темноте коридора.

– Я полагаю, теперь ты знаешь о наших экспериментах. Он сказал твоему лакею, как использовать болевое заклинание, не так ли?

Мысль о том, что к его внуку было применено болевое заклинание, должно быть, была приятной, потому что на лице Джупитуса медленно появилась улыбка. Он взглянул на Джаспера, который ухмыльнулся в ответ.

– Он рассказал тебе об остальной запрещенной магии? Обо всем, что мы украли из этого самого здания?

– Мистер Хоукс мне ничего не сказал. Но я знаю, что мы не запрещаем магию, Олливан. Магия – это дар звезд. Она священна.

– Тогда, возможно, тебе следует знать, сколько священной магии скрывали твои предки.

– Итак, сокрытие, – сказал Джупитус, глубокомысленно кивая. – Сокрытие – это другое дело. Никакая магия не должна выходить за рамки дозволенного.

Он улыбнулся.

– Но некоторые из ее видов должны быть зарезервированы только для тех, кто будет использовать их правильно. Ты – прекрасный пример того, почему все так устроено.

Дыхание Олливана участилось.

– Ты знал.

– Об истории моего собственного здания? Ну же, мой мальчик, несмотря на все твои недостатки, ты ведь не глуп.

Он не был глуп. Но почему-то был уверен, что пыльные и разлагающиеся коробки, которые они с Джаспером нашли под десятилетним слоем мусора, были неизвестны другим живущим ныне чародеям и что они были единственными, кто их касался. Или, может быть, в своем высокомерии он хотел верить именно в это – что обладал магией, не известной больше никому на земле.

– У тебя была еще одна копия, – сказал он, когда к нему пришло осознание. – Ты все это время знал об этих заклинаниях.

– Привилегия этой должности.

Джупитус пожал плечами.

– И в высшей степени полезная. Можно причинить боль ножом или цепью и добиться всего, чего нужно. Однако, иногда это не удается – скажем, с кем-то слишком лишенным воображения и упрямым, чтобы поверить, что я могу превзойти их. Тогда действует психологический эффект магической боли. Знание того, что с помощью магии возможно все. Что, весьма вероятно, их агонии нет предела. Что, возможно, я мог бы мучить их вечно, и их тело останется неповрежденным; они не умрут.

Угроза была вопиющей, и все же лихорадочный разум Олливана переключился с нее на более важные вещи. Свирепый взгляд юноши скользнул мимо деда к мальчику, все еще притаившемуся у стены подземелья; тому, чья репутация защищала удобную ложь о том, что Олливан, а не он, был убийцей. Мальчик, о котором его дед всегда так высоко отзывался.

– Ты знал о направляющем заклинании, – сказал он. – Ты знал, что он…

Джупитус придвинулся ближе, пока его терпеливое, любопытное лицо не заполнило поле зрения Олливана, приглашая задуматься. Когда до него дошло, Олливан попытался вырваться, но не смог. Он хотел брыкаться, плеваться, рычать, но его разум не мог установить связь со своими ногами, своим ртом. Все, что он мог сделать, это наполниться осознанием единственной вещи, которая имела значение.

Что Джаспер обвинил его в убийстве, потому что так велел его дед.

– Другого выхода не было, – мягко сказал Джупитус, видя, как Олливан собирает все воедино. – Ты отказался понимать, что твои действия имеют последствия.

– Это были не мои действия! – закричал Олливан. Он снова напрягся, пытаясь вырваться из рук, крепко его державших, и они сжали сильнее, оставляя синяки на коже. Он лишь приветствовал это ощущение, потому что оно подогрело его гнев.

– Воровство? Драки? Производство наркотиков?

Джупитус фыркнул.

– Все это было не твоими действиями?

– Я никогда никого не убивал, – процедил он сквозь зубы.

– Нет, Олливан. То, что ты сделал, было еще хуже.

Его горячее и прогорклое дыхание обдало лицо Олливана. Его голос был низким и сочился ядом.