Читаем Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни полностью

Вполне возможно, что из фильма, во всем строго соответствующего кодексу Хейса{297}, могло бы выйти выдающееся произведение искусства, но только не в том мире, в котором существует кодекс Хейса.

Верлен: простительный смертный грех.

Возвращение в Брайдсхед Ивлина Во

{298}: социализированный снобизм.

Цилле{299} шлепает бедность по попе.

Шелер: le boudoir dans la philosophie[80].

В одном из стихотворений Лилиенкрона{300}

описывается военная музыка. Поначалу говорится: «Грохочут трубы за углом, / Как в судный день: и звон, гром!», а затем, когда военный оркестр исчезает из виду: «Не скрылся ль пестрый мотылек, / Чинг-бум! За поворотом?» Поэтическая философия истории насилия – со Страшным судом в начале и мотыльком в конце.

В стихотворении Тракля Вдоль дороги есть строка: «Долго, скажи, мы в смерти живем?»[81]; у Дойблера в Золотых сонетах: «Сколь истинно, что все мы умерли давно!» Единство экспрессионизма состоит в выражении того, что полностью отчужденные друг от друга люди, в которых уединилась жизнь, тем самым превратились в мертвецов.

Среди литературных форм, к которым обращался Борхардт, есть и вариации на тему народных песен. Сам он остерегается говорить «в народном духе», называя их В духе народа{301}. Однако звучит это как «Во имя закона». Поэт, возрождающий народную поэзию, превращается в прусского полицейского.

Не самая последняя из задач, которые ставятся перед мышлением: поставить все реакционные аргументы, направленные против европейской культуры, на службу прогрессу просвещения.

Истинны лишь те мысли, что сами себя не понимают.

Видя, как старушка подносит вязанку хвороста к его костру, Гус воскликнул: Sancta simplicitas![82] Однако как обстоит дело с основанием для его самопожертвования, с Тайной вечерей в обоих ее обличьях?{302} Всякая рефлексия предстает наивной перед лицом рефлексии более высокой, и ничто не просто, поскольку всё становится простым на безутешной траектории забвения.

Ты любим лишь тогда, когда можешь позволить себе проявить слабость, не провоцируя в ответ силу.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука