Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни

IX. Величайшим грехом оккультизма является контаминация духа и наличного бытия, которое само становится атрибутом духа{379}. Дух возник изнутри наличного бытия как орган, способствующий выживанию. Однако коль скоро наличное бытие рефлектирует себя в духе, дух одновременно становится неким другим наличным бытием. Налично сущее отрицает себя как памятование о самом себе. Такое отрицание есть стихия духа. Приписывать ему самому в свою очередь позитивное существование, пусть и высшего порядка, значило бы выдать его на произвол того, чему он противостоит{380}

. Позднее буржуазная идеология вновь сделала дух тем, чем он был в преанимизме – чем-то в-себе-сущим, – в соответствии с мерой общественного разделения труда, разрыва между духовным и физическим трудом, планового господства над последним. В понятии в-себе-сущего духа сознание онтологически оправдало привилегию и увековечило ее, обособив ее от общественного принципа, которым конституируется дух. Подобная идеология доходит в оккультизме до предела: он есть как бы идеализм, пришедший к самому себе{381}. Как раз в силу жесткой антитезы бытия и духа дух становится подведомственен бытию. Если идеализм исключительно ради целого, ради идеи утверждал, что бытие есть дух и что дух существует, то оккультизм делает из этого абсурдный вывод, что наличное бытие означает определенное бытие{382}

: «Наличное бытие есть вообще по своему становлению бытие с некоторым небытием, так что это небытие принято в простое единство с бытием. Небытие, принятое в бытие таким образом, что конкретное целое имеет форму бытия, непосредственности, составляет определенность, как таковую»{383}. Оккультисты принимают небытие буквально в «простом единстве с бытием», и их конкретика – это обманное сокращение пути от целого к определенному, которое при этом может опираться на то, что целое как однажды определенное уже больше не есть целое. Они кричат метафизике: Hic Rhodus, hic salta![115]

Если философский вклад духа должен определяться наличным бытием, то произвольное, рассеянное наличное бытие должно наконец, чувствуют они, оправдать себя как особенный дух{384}. Учение о существовании духа, предельное возвышение буржуазного сознания, в соответствии с этим телеологически уже содержало бы внутри себя веру в духов, то есть предельное принижение. Переход к наличному бытию, всегда «положительный» и являющийся оправданием мира, имплицитно включает в себя одновременно и тезис о положительности духа, его предметное закрепление, транспозицию абсолютного в явление. Должен ли весь вещественный мир целиком как «продукт» быть духом или же какой-то отдельный предмет – каким-то отдельным духом, становится безразличным, а мировой дух превращается в верховного духа, ангела-хранителя устойчиво существующего, лишенного духа. Этим живут оккультисты: их мистика – это enfant terrible[116]

мистического момента у Гегеля{385}. Они доводят спекуляцию до уровня фиктивного банкротства. Выдавая определенное бытие за дух, они подвергают овеществленный дух испытанию на наличное бытие, и испытание это не может не дать отрицательного результата. Дух здесь не наличествует.