– Поиск доказательств ереси может носить… сомнительный характер. Стоит ли вам пачкать руки? Вдобавок люди, разговаривая с приором, будут волноваться. Поручите это человеку, не внушающему такого почтения, – например, вот этому юному послушнику. – Стряпчий указал на Филемона, который зарделся от радости. – Мне он кажется… здравомыслящим.
Годвину припомнилось, что именно Филемон застал епископа Ричарда с Марджери. Такой человек точно годился для всякой грязной работы.
– Хорошо, – сказал приор. – Ступай, Филемон, разузнай что можешь.
– Благодарю, отец-настоятель. Ничто не доставит мне большего удовольствия.
Воскресным утром люди продолжали тянуться в Кингсбридж. Керис смотрела, как людская река течет по двум широким мостам Мерфина – пешком, на лошадях, на двух- или четырехколесных повозках, запряженных волами и лошадьми и груженных товарами для ярмарки. Это зрелище радовало ее сердце. Никакого праздника по случаю открытия устраивать не стали – мост ведь еще не достроен, хоть им и можно пользоваться благодаря временному деревянному настилу. Но слухи насчет моста и насчет того, что дорога свободна от разбойников, разошлись быстро. Приехал даже Буонавентура Кароли.
Мерфин предложил новый способ собирать мостовщину, и приходская гильдия охотно его приняла. Вместо одной будки в конце моста, где неизменно возникал затор, на острове Прокаженных вдоль дороги между двумя мостами поставили десять временных будок. Большинство посетителей ярмарки уплачивали свое пенни, даже не сбавляя шага.
– Никаких тебе очередей, – сказала Керис, говоря сама с собою.
День выдался ясным и теплым, как по заказу, дождя ничто не предвещало. Ярмарка обещала быть весьма успешной.
А через неделю они с Мерфином поженятся.
Керис до сих пор посещали дурные предчувствия. Мысль о том, что она лишится независимости и станет чьей-то собственностью, по-прежнему приводила в ужас, пускай она сознавала, что Мерфин не из тех мужчин, которые запугивают своих жен. Изредка она делилась своими опасениями с той же Гвендой или с Мэтти-знахаркой, но те говорили, что она думает по-мужски. Что ж, да хоть по-мужски, главное – как она себя чувствует.
Но потерять Мерфина было еще страшнее. Что тогда у нее останется, кроме сукна, которое нисколько не воодушевляло? Когда Мерфин сказал, что готов уехать из города, будущее вдруг опустело. Тогда-то Керис поняла, что хуже, чем выйти за него замуж, будет только не выходить за него замуж.
По крайней мере, так она говорила себе, будучи в хорошем настроении. Но порою, когда ей не спалось ночами, она воображала, как убегает в последнее мгновение, к ужасу всей паствы, из-под венца, не сказав окончательного «да».
«Какая глупость, – думала девушка при свете дня, – ведь все хорошо». Она выйдет замуж и будет счастлива.
С берега Керис направилась через город в собор, где уже собрались люди, дожидавшиеся начала утренней службы. Вдруг вспомнилось, как Мерфин обнимал и ласкал ее за колонной, и она затосковала по былой беспечной страсти, по долгим вдумчивым беседам и поцелуям украдкой.
Мерфина она нашла перед паствой. Он рассматривал южный придел хоров, ту часть храма, что два года назад обрушилась у них на глазах. В памяти всплыло, как они поднялись тогда наверх и с высоты свода подслушали тяжелый разговор брата Томаса с женой, которую тот бросил; разговор, высветивший все ее страхи и побудивший отвергнуть Мерфина. Керис поспешила прогнать воспоминания.
– Восстановительные работы, кажется, удались. – Она догадалась, о чем думает юноша.
Мерфин с сомнением покачал головой.
– Два года – слишком короткий срок, чтобы делать выводы.
– Но ведь хуже нигде не стало.
– В том-то и беда. Невидимый изъян может разрушительно действовать годами, исподволь, а потом что-нибудь рухнет.
– А может, нет никакого изъяна.
– Должен быть. – В голосе Мерфина прозвучала уверенность. – Ведь обрушение два года назад случилось не просто так. Мы причину не нашли, а значит, не устранили. Следовательно, изъян по-прежнему существует.
– Может, исправился сам собою?
На Керис просто напала охота поспорить, но Мерфин принял ее слова всерьез.
– Обычно здания сами себя не чинят, но ты права – такое возможно. Может, где-нибудь вода протекала: скажем, пасть горгульи, служившая водостоком, забилась, а потом вода пошла по менее опасному пути.
Показались монахи, певшие гимн, и паства затихла. Из отдельного входа в собор потянулись монахини. Одна из послушниц высоко держала голову, ее красивое бледное лицо выделялось среди вереницы наброшенных капюшонов. Это была Элизабет Клерк. Она увидела Мерфина и Керис рядом, и от злобы в ее взгляде Керис содрогнулась. Потом Элизабет опустила голову и словно растворилась в ряду неотличимых друг от друга фигур.
– Она тебя ненавидит, – сказал Мерфин.
– Думает, что ты не женился на ней из-за меня.
– Она права.
– Нет, не права. Ты мог жениться на ком угодно!
– Но я хотел жениться только на тебе.
– Ты играл ею.
– Может быть, ей так кажется, – с сожалением ответил Мерфин. – А мне просто нравилось с нею разговаривать. Особенно когда ты превратилась в ледышку.
Девушка смутилась.