– Да, – отозвался Элфрик, – я об этом уже думал.
– Так что же? – спросил Филемон. – Способны ли вы вспомнить нечто такое, что может нам помочь?
– О да, – признал наконец Элфрик. – Сдается мне, я могу вспомнить многое.
42
Керис никак не могла разобраться в слухах насчет Мэтти. Одни говорили, что знахарку изловили и заперли в подвалах аббатства. Другие уверяли, что ее будут судить заочно. Третьи клялись, что обвинение в ереси предъявят кому-то еще. Приор на вопросы девушки не отвечал, а остальные монахи дружно утверждали, что вообще ничего не знают.
В субботу утром Керис отправилась в собор, исполненная решимости защищать Мэтти, появится та или нет, а также постоять за любую другую несчастную старуху, которой могут предъявить нелепое обвинение. Откуда среди монахов и священников такая ненависть к женщинам? Они ведь поклоняются Пресвятой Деве, но всех прочих женщин мнят воплощением дьявола. В чем причина этакого отношения?
На светском суде выслушали бы обвинительное заключение, провели предварительные слушания, а Керис смогла бы заранее выяснить, каковы доказательства против Мэтти, но церковь устанавливала собственные правила.
В чем бы ни обвиняли знахарку, Керис собиралась громко и четко заявить, что Мэтти – великолепная целительница, которая применяет травы и другие лекарства и неизменно велит молиться Богу, чтобы вылечиться наверняка. Многие горожане из тех, кому знахарка в свое время помогла, с этими словами согласятся.
Девушка стояла с Мерфином в северном трансепте и вспоминала субботу два года назад, когда судили Полоумную Нелл. Керис тогда сказала суду, что Нелл безумна, но совершенно безобидна. Это свидетельство оказалось бесполезным.
Сегодня в соборе тоже собралась огромная толпа зевак, горожан и приезжих, ожидавших зрелища; взаимные обвинения, возражения, споры, крики, проклятия… а потом женщину погонят кнутом по улицам и, в конце концов, повесят на перекрестке Висельников. Вон, к слову, и монах Мердоу. Он всегда являлся на скандальные судебные заседания, пользуясь случаем в очередной раз проделать то, что умел лучше всего: довести людей до исступления.
Пока ждали монахов, Керис думала о своем. Завтра в этом соборе она повенчается с Мерфином. Бетти Бакстер и четыре ее дочери уже не покладая рук пекли хлеб и пироги для угощения. Завтра вечером они с Мерфином лягут спать вместе в собственном доме на острове Прокаженных.
Замужество больше не терзало. Решение было принято, заодно со всеми его возможными последствиями. По правде сказать, Керис была счастлива и порой даже спрашивала себя, почему так боялась раньше. Мерфин никогда и никого не станет неволить, не такой он человек. Недаром он так добр к своему мальчишке помощнику Джимми.
Больше всего ей нравилась восхитительная телесная близость. Ничего лучше и приятнее в ее жизни покуда не случалось. Она с нетерпением ожидала, когда у нее появится собственный дом и супружеская постель, мечтала о возможности любить друг друга когда угодно, перед сном и по пробуждении, посреди ночи или средь бела дня.
Наконец показались монахи и монахини. Впереди шагал епископ Ричард, которого сопровождал помощник, архидьякон Ллойд. Когда церковники заняли места на скамьях, приор Годвин снова поднялся и произнес:
– Мы сегодня собрались здесь, чтобы рассмотреть обвинение в ереси против Керис, дочери Эдмунда-суконщика.
Все ахнули.
– Нет! – крикнул Мерфин.
Все обернулись на Керис. Девушку затошнило от страха. Ничего подобного она не ожидала. Это было как удар из темноты.
Она растерянно спросила:
– За что?
Ей никто не ответил.
Вспомнилось, как отец предупреждал, что Годвин способен на любую подлость, чтобы не допустить в городе самоуправления. «Тебе известно, как он жесток, даже в малом, – сказал тогда Эдмунд. – А то, что ты замыслила, приведет к открытой войне». Керис поежилась, припомнив свой ответ: «Вот и славно. Война так война».
При всем том надежды приора на успех оставались бы невелики, будь отец в добром здравии. Эдмунд заставил бы Годвина обороняться, а не нападать, а в итоге, может, стер бы приора в порошок. Но выступать против аббатства в одиночку – совсем другое дело. У нее ни власти отца, думала Керис, ни такого уважения горожан, ни их поддержки – во всяком случае, пока – нет. Без отца она уязвима.
Девушка заметила в толпе тетку Петраниллу. Та, одна из немногих, старательно не глядела в ее сторону. Почему тетка молчит? Конечно, мать заодно с сыном, и Петранилла потакает Годвину, но не станет же она спокойно смотреть, как тот обрекает двоюродную сестру на смерть? Как-то давно Петранилла сказала, что хотела бы заменить Керис мать. Помнит ли она об этом? Почему-то девушке казалось, что не помнит. Тетка была слишком привязана к сыну, вот потому и не желает встречаться взглядом с племянницей. Она уже решила для себя, что не будет вмешиваться.
Встал Филемон.