Керис обомлела. Ее уже обвинил двоюродный брат Годвин, брат лучшей подруги Филемон и Элизабет Клерк, но новый обвинитель был хуже всего. Со стороны мужа сестры выступить против нее было неслыханным предательством. Конечно, после такого все перестанут его уважать.
Элфрик встал, выпятил подбородок, и сама нарочитость его позы подсказала Керис, что ему стыдно.
– Клянусь говорить чистую правду, уповая на спасение, – начал он.
Девушка поискала глазами сестру, но не нашла. Будь Элис в соборе, она бы, конечно, остановила муженька. Наверняка Элфрик под каким-нибудь предлогом велел жене остаться дома. Верно, она вообще ничего не знает.
– Керис разговаривает неизвестно с кем в пустой комнате, – сказал Элфрик.
– С духами? – уточнил Филемон.
– Боюсь, что да.
В толпе послышался ропот ужаса.
Керис действительно часто разговаривала вслух. Сама она считала это безобидной привычкой, пускай та иногда ставила ее в неловкое положение. Отец говорил, что так делают все люди с развитым воображением. А теперь эту привычку ставят ей в вину. Она подавила желание возмутиться. Пусть городят что хотят, потом она опровергнет все обвинения по очереди.
– Когда она это делает? – спросил у Элфрика Филемон.
– Когда думает, что ее никто не видит.
– Что именно она говорит?
– Слова разобрать трудно. Может, она говорит на неведомом наречии.
Толпа всколыхнулась. Болтали, будто ведьмы и их присные имеют собственный язык, которого никто, кроме них, не понимает.
– Как вам кажется, что она говорит?
– Судя по тону, она просит помощи, призывает удачу, проклинает тех, кто принес ей несчастье, – что-то в таком роде.
– Это не свидетельство! – крикнул Мерфин. Все обернулись к нему, и он добавил: – Элфрик сам признал, что не разбирает слов, остальное же просто домыслы.
Здравомыслящие горожане одобрительно закивали, но Керис хотелось бы по-настоящему громкого, возмущенного ропота.
Наконец вмешался епископ Ричард:
– Прошу тишины. Нарушителей спокойствия констебль выведет наружу. Пожалуйста, продолжай, брат Филемон, но не приглашай больше свидетелей, которые все выдумывают и признают, что правды не знают.
«Хоть какая-то справедливость», – подумалось Керис. Семейство Ричарда не питало любви к Годвину после скандала на свадьбе Марджери. С другой стороны, будучи клириком, епископ вряд ли желает, чтобы город вышел из-под власти аббатства. Глядишь, он предпочтет остаться беспристрастным.
В душе вспыхнула надежда.
Филемон спросил Элфрика:
– По-вашему, духи, с которыми она разговаривает, как-то ей помогают?
– Несомненно. Друзьям Керис и тем, кому она благоволит, сказочно везет. Мерфин сделался успешным строителем, хотя так и не закончил обучение на плотника. Марк-ткач был беден, а нынче разбогател. Подруга Керис Гвенда вышла замуж за Вулфрика, хотя тот был помолвлен с другой девушкой. Разве все это могло случиться без потусторонней помощи?
– Благодарю вас.
Элфрик сел.
Пока Филемон подытоживал сказанное строителем, Керис сражалась с накатившим приступом страха. Девушка изо всех сил пыталась отогнать воспоминания о том, как секли кнутом Полоумную Нелл, привязанную к повозке, старалась сосредоточиться на словах, которые собиралась произнести в свою защиту. Не составит труда высмеять все предъявленные обвинения, но этого может оказаться недостаточно. Надо будет объяснить, зачем ее оболгали, обнажить истинные побуждения.
Когда Филемон закончил, Годвин спросил, имеет ли обвиняемая что сказать. Громко, куда увереннее, чем себя чувствовала, Керис ответила:
– Еще бы. – Она вышла вперед и встала перед толпой, чтобы не только обвинители могли похвастаться тем, что завладели всеобщим вниманием. Немного помедлила, заставляя всех настороженно прислушиваться, потом направилась к Ричарду, сидевшему в кресле, и взглянула епископу в глаза. – Милорд епископ, клянусь говорить чистую правду, уповая на спасение. – Она повернулась к толпе и прибавила: – А вот Филемон, как я заметила, клятву не принес.
Годвин немедля возразил:
– Монах не обязан клясться.
Керис возвысила голос:
– Как удобно, иначе ему пришлось бы гореть в аду за всю ту ложь, которую он сегодня нагородил!
«Очко в мою пользу», – подумала она, и огонек надежды в ее душе разгорелся чуть сильнее.
Она обращалась к горожанам. Пускай решение принимать епископу, настроение толпы окажет на него сильное влияние. Ричарда никак нельзя было назвать принципиальным человеком.
– Знахарка Мэтти вылечила многих в этом городе, – начала Керис. – Ровно два года назад, когда рухнул старый мост, она в первых рядах, не жалея сил, помогала раненым, трудилась бок о бок с матерью Сесилией и другими монахинями. Сегодня я вижу в соборе многих из тех, кто прибегнул в тот жуткий день к ее помощи. Кто-нибудь слышал, как она тогда призывала дьявола? Если да, пусть скажет.
Девушка помолчала, чтобы тишина сама по себе воздействовала на слушателей.
Потом указала на Медж, жену Марка-ткача.
– Мэтти дала тебе настой, чтобы сбить жар у твоей дочери. Что она тебе говорила?