Мерфин помнил Жоффруа, священника церкви Святого Марка, где ему пришлось перестилать крышу. Священник не испытывал к Годвину теплых чувств.
Но что происходит? Все ждали объяснений от Сесилии.
Та сказала:
– Керис испросила позволения стать монахиней аббатства…
Вновь толпа потрясенно взревела.
Настоятельница закончила, перекрикивая рев:
– И я ее приняла!
Поднялся оглушительный гвалт. Мерфин видел, что Годвин истошно вопит, но вопли приора тонули в общем шуме. Лицо Элизабет выражало бешенство; Филемон глядел на Сесилию с ядовитой ненавистью. Элфрик недоуменно таращился на всех, а епископ Ричард очевидно забавлялся. Сам Мерфин впал в полную растерянность. Согласится ли епископ? Значит ли это, что суд окончен? Спасена ли Керис от казни?
Едва шум поутих, посеревший от ярости Годвин уточнил:
– Так она призналась в ереси или нет?
– Исповедь – священное таинство, – невозмутимо ответила мать-настоятельница. – Я не знаю, что она говорила священнику, а если бы и знала, то не сказала бы ни вам, ни кому другому.
– На ней есть меты дьявола?
– Мы не осматривали ее. – Ответ вышел уклончивым, но Сесилия быстро прибавила: – В этом не было необходимости, поскольку она получила отпущение грехов.
– Неприемлемо! – рявкнул Годвин, забыв, что должен притворяться, что обвинителем выступает Филемон. – Настоятельница не может срывать суд столь неподобающим образом!
– Благодарю вас, отец-настоятель… – произнес епископ.
– Необходимо соблюсти все уложения!
Ричард повысил голос:
– Они будут соблюдены!
Годвин открыл было рот, чтобы снова возразить, но опомнился.
Епископ продолжал:
– Мне не нужны дальнейшие доводы. Я принял решение и сейчас его объявлю.
Наступила тишина.
– Мысль о том, чтобы позволить Керис стать монахиней, видится мне разумной. Если она ведьма, то в священном месте не сможет причинить никакого урона. Дьявол не имеет сюда доступа. С другой стороны, если она не ведьма, мы избегли ошибки осудить невиновного. Возможно, Керис не собиралась принимать монашескую жизнь, но отныне утешением для нее станет служение Господу. Итак, я признаю решение удовлетворительным.
Приор спросил:
– А если она покинет монастырь?
– Верное замечание, – согласился епископ. – Потому я приговариваю ее к смерти с условием отсрочки приговора на все время служения. Если она отринет принятые обеты, то будет казнена.
«Вот так, – в отчаянии подумал Мерфин, – пожизненное заключение». Слезы ярости и горя выступили на его глазах.
Ричард встал. Годвин объявил:
– Судебное заседание закрыто!
Епископ удалился в сопровождении монахов.
Мерфин шагал как в тумане. Мать что-то говорила, утешала, но он не слушал. Толпа вынесла его наружу через западные двери собора. Торговцы на лужайке грузили нераспроданные товары и разбирали лотки, шерстяная ярмарка закрывалась до следующего года. Юноша внезапно понял, что Годвин добился своего. Эдмунд при смерти, Керис устранена, Элфрик станет олдерменом, и прошение о хартии будет отозвано.
Он посмотрел на серые каменные стены строений монастыря. Керис осталась где-то там. Мерфин свернул в ту сторону, двигаясь наперерез людскому потоку, и направился в госпиталь.
Там было пусто. Пол чисто выметен, соломенные тюфяки, на которых спали приезжие, аккуратно сложены у стены. В восточной части на алтаре горела свеча. Мерфин медленно пересек помещение, не зная, что делать дальше.
В «Книге Тимофея» говорилось, что его предок Джек Строитель недолгое время был послушником. Автор книги намекал, что это было вынужденное решение, что Джека тяготила монашеская дисциплина; во всяком случае, его послушничество однажды завершилось при обстоятельствах, о которых Тимофей предупредительно умалчивал.
Но епископ Ричард однозначно объявил, что, если Керис когда-либо вздумает покинуть монастырь, смертный приговор будет приведен в исполнение.
Вошла молодая монахиня и, узнав Мерфина, испугалась.
– Что вам угодно?
– Я должен поговорить с Керис.
– Пойду спрошу. – Монахиня торопливо удалилась.
Мерфин смотрел на алтарь, на распятие, на триптих на стене, посвященный покровительнице госпиталя святой Елизавете Венгерской[63]
. Первая его часть изображала, как увенчанная короной святая принцесса кормит бедных; вторая показывала, как она строит госпиталь, а третья живописала чудо, когда хлеб, который она несла под передником, превратился в розы. Что делать Керис в таком месте? Ее одолевали сомнения относительно всего, чему учила и в чем наставляла Церковь. Она не верила, что принцесса способна превратить хлеб в розы. «Откуда это известно?» – спрашивала девушка обо всех историях, которые прочие принимали безоговорочно, будь то предание об Адаме и Еве, история Ноева ковчега, поединок Давида с Голиафом и даже Непорочное зачатие. В монастыре она будет как дикая кошка в клетке.Надо с ней поговорить, узнать, что у нее на уме. Наверное, есть какой-то план, о котором он просто не догадывается. Мерфин нетерпеливо ждал возвращения молодой монахини, но вместо нее вошла Старушка Юлия.
– Хвала небесам! Сестра Юлиана, мне нужно как можно скорее увидеть Керис!
– Прости, юный Мерфин. Керис не хочет тебя видеть.