Мир без конца

Сели на каменную скамью, глядя на закат. Спокойствие Медж внушало Мерфину опасения. Он предпочел бы, чтобы жена Марка брызгала слюной от негодования. А так следовало готовиться к дурным новостям.

– Она вправду не хочет меня видеть? – справился он.

Медж вздохнула.

– Да.

– Почему?

– Я спрашивала ее. Она сказала, что это разобьет ей сердце.

Мерфин заплакал.

Медж продолжала, негромко, но отчетливо:

– Мать Сесилия оставила нас наедине, и мы могли говорить свободно, никто не подслушивал. Керис уверена, что Годвин и Филемон решили избавиться от нее из-за прошения о королевской хартии. В женском монастыре она в безопасности, но вне этих стен ее разыщут и убьют.

– Пусть бежит, а я отвезу ее в Лондон! Годвин никогда нас там не найдет!

Медж кивнула.

– Я ей так и сказала. Мы долго это обсуждали. Она считает, что тогда вы обречены бегать до конца своих дней, и не желает принуждать тебя к такой участи. Твоя судьба – стать лучшим строителем своего времени и стяжать славу. Но если она будет с тобой, вам постоянно придется лгать и прятаться от дневного света.

– А мне плевать!

– Она не сомневалась, что ты так и скажешь. Но думает, что на самом деле тебе не плевать; более того, считает, что ты не должен об этом даже заикаться. Как бы то ни было, для нее это важно. Керис не хочет отнимать у тебя твою судьбу, сколько бы ты ни настаивал.

– Могла бы сама мне об этом сказать!

– Она боится, что ты ее переубедишь.

Мерфин сознавал, что Медж говорит правду. Сесилия тоже говорила правду. Керис не желала его видеть. Он почувствовал комок в горле, вытер слезы рукавом и заставил себя спросить:

– Так что она собирается делать?

– Наилучшим для нее будет стать хорошей монахиней.

– При ее-то отношении к Церкви?

– Я знаю, она никогда не питала особого уважения к церковникам. Ничего удивительного для нашего города. Но она верит, что сумеет обрести хоть какое-то утешение, посвятив жизнь исцелению женщин и мужчин.

Мерфин задумался. Марк и Медж молча глядели на него. Он воображал, как Керис трудится в госпитале, как ухаживает за больными. Но неужто она смирилась с тем, что проведет полжизни в смирении и молитвах?

Мерфин долго молчал.

– Она может покончить с собой, – наконец проговорил он.

– Вряд ли, – убежденно возразила Медж. – Ей очень грустно, но я не заметила, чтобы она помышляла о самоубийстве.

– Или убить кого-нибудь.

– Вот это куда вернее.

– Или, – медленно, через силу произнес Мерфин, – найти спасение и утешиться.

Медж промолчала. Мерфин требовательно посмотрел на нее, и она кивнула.

Такова жестокая истина. Керис может быть счастлива. Лишилась дома, свободы, будущего мужа, но все-таки может обрести счастье.

Больше говорить было не о чем.

Мерфин встал.

– Спасибо, что не подвели.

Он повернулся и пошел прочь. Марк спросил ему в спину:

– Ты куда?

Мерфин остановился и обернулся. В голове крутилась какая-то мысль, и он ждал, пока та прояснится. Едва это случилось, он изумился, но тут же понял, что мысль правильная, и не просто правильная – поистине блестящая.

Юноша вытер слезы с лица и в красном отблеске заходящего солнца посмотрел на Марка и Медж.

– Во Флоренцию. Прощайте.

Часть V. Март 1346 года – декабрь 1348 года

43

Сестра Керис вышла во дворик женской половины и решительно направилась в госпиталь. Там ее ожидали трое больных. Одряхлевшая Старушка Юлия уже не могла ходить на службы и подниматься по лестнице в дормиторий. Белла, невестка Дика-пивовара, оправлялась после трудных родов, а тринадцатилетний Рикки Силверс сломал руку, и ему вправил ее Мэтью-цирюльник. У стены на лавке сидели и болтали о чем-то послушница Нелли и монастырский служка Боб.

Керис обвела госпиталь наметанным взглядом. Рядом с каждым тюфяком стояли грязные обеденные тарелки, хотя время обеда давно миновало.

– Боб! – позвала она. – Унеси тарелки. Мы же в монастыре, чистота – наша добродетель. Шевелись!

Служка вскочил.

– Прости, сестра.

– Нелли, ты водила Старушку Юлию в отхожее место?

– Еще нет, сестра.

– Ей всегда нужно после обеда. Так же было у моей матери. Быстро отведи ее, покуда она не оконфузилась.

Нелли принялась поднимать старую монахиню.

Керис развивала в себе терпение, но даже после семи лет монашества в этом не преуспела и всякий раз досадовала, когда приходилось вновь и вновь делать одни и те же замечания. Боб отлично знал, что тарелки нужно уносить сразу после обеда, – Керис часто говорила ему об этом. А Нелли вполне осведомлена о нуждах Юлианы. Но все-таки они сидели и сплетничали, пока Керис не застала их врасплох.

Она взяла таз с водой для мытья рук и пересекла помещение, чтобы вылить эту воду наружу. У стены здания незнакомый мужчина справлял малую нужду. Она решила, что это путник, надеющийся заночевать в монастыре.

– В следующий раз воспользуйтесь отхожим местом за конюшнями, – строго сказала Керис.

Мужчина ухмыльнулся, не подумав спрятать свое достоинство.

– А ты кто такая? – дерзко спросил он.

– Я руковожу этим госпиталем. Коли желаете получить ночлег, вам придется заняться своими манерами.

– А, командирша. – Он неторопливо стряхнул последние капли.