Мир без конца

Филемона Керис просто терпеть не могла. Он казался ей не вполне человеком, как будто не различал добро и зло, не имел никаких принципов, никакой совести. Годвина она презирала как порочного человека, прекрасно знавшего, когда поступает плохо, а вот Филемона воспринимала скорее как опасное животное – вроде бешеного пса или дикого вепря.

– Я имею обыкновение приглядываться к мелочам.

– Ты слишком недоверчива, – обиженно ответил он.

Керис невесело рассмеялась:

– В твоих устах, Филемон, это звучит забавно.

Он сделал вид, что оскорбился.

– Не понимаю тебя.

Бет объяснила, снова пытаясь всех примирить:

– Я пригласила Керис посмотреть, потому что она задает вопросы, которые мне и в голову не пришли бы.

Керис задумчиво осведомилась:

– Как мы, к примеру, можем быть уверены, что братья не возьмут деньги у сестер?

– Я покажу, – ответила Бет. На стене висела крепкая дубовая рейка. С ее помощью Бет приподняла напольную плиту. Под ней оказалась полость, в которой стоял обитый железом сундучок. – Мы сделали запирающиеся шкатулки по размеру тайников.

Она наклонилась и достала сундучок.

Керис осмотрела его. Тот выглядел прочным. Крышка висела на петлях, защелка крепилась навесным железным замком.

– Откуда замок?

– Его делал кузнец Кристофер.

Это вселяло надежду. Кристофер был почтенным горожанином и вряд ли стал бы рисковать своим добрым именем, изготовляя копии ключей для воров.

Керис не видела подвоха. Может, она и вправду зря волнуется. Она собралась уходить.

Тут в сопровождении подмастерья с мешком появился Элфрик.

– Можно закреплять предостережение? – спросил он.

– Да, пожалуйста, работайте, – ответил Филемон.

Подмастерье вынул из мешка нечто вроде большого куска кожи.

Бет спросила:

– Что это?

– Терпение, – сказал Филемон, – сейчас увидите.

Подмастерье приложил странный предмет к двери.

– Я ждал, пока она высохнет, – пояснил Филемон. – Это кожа Гилберта из Херефорда.

У Бет вырвался крик ужаса.

– Какая мерзость, – проговорила Керис.

Кожа вора пожелтела, волосы на голове выпали, но там, где располагалось лицо, еще можно было различить уши, впадины глазниц и ротовое отверстие, словно искривленное в усмешке.

– Это отпугнет воров, – с удовлетворением заключил Филемон.

Элфрик взял молоток и начал прибивать кожу к двери сокровищницы.

* * *

Монахини ушли. Годвин и Филемон подождали в соборе, пока Элфрик не закончит свою жуткую работу, и вернулись в сокровищницу.

– Думаю, опасности нет, – начал Годвин.

Филемон кивнул.

– Керис – недоверчивая женщина, но на все свои вопросы она получила удовлетворительные ответы.

– В таком случае…

Филемон запер дверь, приподнял каменную плиту одного из сестринских тайников и вынул сундучок.

– Сестра Бет хранит мелкие деньги для повседневных расходов где-то на женской половине, – объяснил он, – а сюда монахини кладут и берут отсюда лишь крупные суммы. Бет всегда лазает в другой тайник, где в основном серебряные пенни, и почти никогда не открывает эту шкатулку с наследством.

Он развернул шкатулку, осмотрел петли, прибитые к задней стенке четырьмя гвоздями, и достал из кармана тонкое стальное долото и щипцы. Годвину стало интересно, где Филемон раздобыл инструменты, но он не стал спрашивать. Иногда лучше не вдаваться в подробности.

Филемон вставил острие долота под краешек железной петли и надавил. Петля немного отошла от дерева, и он просунул острие чуть дальше. Действовал он терпеливо и осторожно, чтобы следы вмешательства не оказались заметными случайному взгляду. Постепенно пластина петли отделилась, и гвозди вылезли из дерева следом за нею. Когда стало возможным ухватить шляпки щипцами, Филемон вытащил гвозди, снял петлю и поднял крышку.

– Вот и дар благочестивой дамы из Торнбери.

Годвин заглянул в шкатулку. Деньги были в венецианских дукатах. На одной стороне монет дож Венеции преклонял колени перед святым Марком, на другой Пресвятую Деву окружали звезды, показывая, что она пребывает на небесах. Дукаты были одного размера, веса и золота той же пробы, что и флорентийские флорины, чтобы облегчить денежный обмен; каждый соответствовал трем шиллингам, или тридцати шести английским серебряным пенни. В Англии теперь ввели собственные золотые монеты, которые чеканил король Эдуард: нобли, полунобли и четвертьнобли, – но они имели хождение меньше двух лет и еще не вытеснили чужестранное золото.

Годвин взял пятьдесят дукатов, то есть семь фунтов десять шиллингов в пересчете. Филемон закрыл крышку, завернул каждый гвоздь в тонкую полоску кожи, чтобы они плотно вошли в прежние отверстия, и установил обратно петлю. Затем вернул сундучок на место и опустил напольную плиту.

– Рано или поздно они, конечно, обнаружат пропажу, – сказал он.

– До этого могут пройти годы, – ответил настоятель. – Тогда и будем разбираться.

Они вышли, и приор запер дверь сокровищницы.

– Найди Элфрика и приведи на кладбище.

Филемон ушел. Годвин направился в восточную часть кладбища за нынешним домом приора. Стоял ветреный майский день, и от порывов ветра подол балахона хлестал по ногам. Между могилами паслась коза. Годвин задумчиво посмотрел на животное.