Мир без конца

Позже Керис узнала, что король Эдуард с войском высадился на широком берегу возле Сен-Вааст-ла-Уга на северном побережье Франции, недалеко от Барфлера. Однако корабли не сразу тронулись в обратный путь. Две недели они двигались вдоль берега на восток, следуя за войском до самого Кана. Там трюмы набили награбленной добычей – драгоценными камнями, дорогим сукном, золотой и серебряной посудой, отобранной воинами Эдуарда у богатых горожан Нормандии, – и лишь тогда корабли отплыли обратно.

Одним из первых пришла «Грейс» – широкое грузовое судно-ког с закругленными носом и кормой. Ее шкипер, просоленный моряк с дубленым лицом по имени Ролло, нахваливал короля. Ему как владельцу судна платили из казны не слишком щедро, зато он и его люди поучаствовали в грабежах.

– Войска многочисленнее я в жизни не видывал, – вещал довольный Ролло. По его словам, англичан насчитывалось больше пятнадцати тысяч человек, половину из которых составляли лучники, а лошадей было около пяти тысяч. – Вам придется постараться, чтобы их нагнать. Я довезу вас до Кана, где мы с ними расстались, а оттуда уж догоняйте сами. Куда бы ни двинулось войско, оно будет опережать вас где-то на неделю.

Керис и Мэйр договорились с Ролло о цене и поднялись на борт «Грейс» с двумя крепкими пони, которых звали Блэкки и Стамп. Пони уступали в резвости боевым коням, но Керис рассудила, что войску придется время от времени останавливаться для сражений и отдыха, а потому короля рано или поздно удастся нагнать.

Ранним августовским утром, когда судно достигло французского побережья и входило в устье реки Орн, Керис принюхалась к ветру и ощутила неприятный запах застарелого пепла. Приглядываясь к берегам реки, она заметила, что поля вся черные, как будто посевы сгорели дотла.

– Обычное дело, – пояснил Ролло. – Все, что войско не может забрать, нужно спалить, чтобы врагу не досталось. – Ближе к Кану прошли мимо нескольких обгорелых остовов в воде; должно быть, корабли сожгли по той же причине. – Никто не знает планов короля, – продолжал Ролло. – Он может двинуться на юг, пойти на Париж, а может свернуть на северо-восток, к Кале, рассчитывая встретиться с фламандскими союзниками. Но с пути вы не собьетесь, просто держитесь горелых полей.

На прощание Ролло отрезал монахиням окорока.

– Спасибо, – поблагодарила Керис, – но у нас есть копченая рыба и твердый сыр. И деньги тоже есть, так что мы сможем купить все необходимое.

– Деньги вам не очень-то пригодятся, – ответил шкипер. – Может статься, просто нечего будет покупать. Войско ведь что твоя саранча, обгладывает дочиста. Берите окорок, пока даю.

– Вы очень добры. Прощайте.

– Помолись за меня, сестра. Мне довелось совершить немало тяжких грехов.

Город Кан насчитывал несколько тысяч домов. Подобно Кингсбриджу он делился на две половины, Старую и Новую, между которыми протекала река Орн, а через реку был переброшен мост Святого Петра. На берегу возле моста местные рыбаки продавали свой улов. Керис справилась, сколько стоит угорь. Ответ она поняла с большим трудом: рыбаки говорили на наречии, которого она прежде никогда не слышала. Когда же наконец догадалась, что именно ей отвечают, от цены у нее перехватило дыхание. Еды было так мало, что снедь стала дороже драгоценных камней. Керис еще раз про себя поблагодарила щедрого Ролло.

Монахини договорились между собою, что, если их станут расспрашивать, они назовутся ирландскими сестрами, следующими в Рим. Однако, когда они с Мэйр отъезжали от реки, Керис с тревогой спрашивала себя, не опознали ли местные по выговору в них англичанок.

Впрочем, местных в округе почти не осталось. Выломанные двери и разбитые ставни позволяли заглянуть внутрь брошенных домов. Стояла жуткая тишина – ни тебе возгласов бродячих торговцев, ни детских криков, ни звона церковных колоколов. Здешняя жизнь будто превратилась в сплошные похороны. Сражение состоялось больше недели назад, но малочисленные группы угрюмых мужчин до сих пор выносили из домов тела и грузили на повозки. Создавалось ощущение, словно английское войско попросту вырезало всех подряд – мужчин, женщин и детей. Монахини миновали церковь, на кладбище которой зияла глубокая яма, и видели, как тела сваливают в эту общую могилу, без гробов и даже без саванов, под бормотание священника, непрерывно читавшего поминальную службу. Вонь стояла невыносимая.

Хорошо одетый мужчина поклонился и спросил у них, не нуждаются ли они в помощи. Его учтивые манеры говорили о том, что это знатный горожанин, желающий убедиться, что паломницы не испытывают никаких затруднений. Керис отклонила предложение о помощи, отметив про себя, что нормандский выговор горожанина мало отличается от произношения английского лорда. «Наверное, – подумалось ей, – это простолюдины изъясняются на множестве местных наречий, а знать везде говорит одинаково».