Монахиня благословила обоих, пнула Блэкки в бока, и пони резво рванулся с места. Мэйр последовала за нею. Керис обернулась: мужчины неотрывно глядели им вслед.
Довольно долго Керис обдумывала это происшествие. Солнце светило вовсю, и казалось, будто они едут по преисподней. Тут и там поднимался дым, то над леском, то над дотлевавшим амбаром. Постепенно Керис стала замечать, что местность обезлюдела не полностью. На глаза попалась беременная женщина, собиравшая бобы в поле, которое ничуть не пострадало от пламени английских факелов. Из-за почерневших камней усадьбы выглядывали испуганные лица двух детишек. Малочисленные компании мужчин целеустремленно перемещались по опушкам с настороженностью падальщиков. Мужчины Керис беспокоили: они выглядели голодными, а голодные мужчины всегда опасны. Она даже задумалась, стоит ли гнать пони дальше или лучше позаботиться о своей безопасности.
Найти монастыри, где они собирались остановиться на ночлег, тоже оказалось сложнее, чем предполагала Керис. Она не предвидела, что английское войско оставит после себя такие разрушения. Ей думалось, что вокруг найдется достаточно местных крестьян, готовых указать путь. Конечно, и в спокойные времена было бы непросто что-либо узнать у людей, никогда в жизни не бывавших дальше ближайшего рынка, а теперь те, к кому она обращалась, и вовсе отвечали уклончиво, напуганные разоренными окрестностями либо желавшими поживиться.
По солнцу Керис определила, что они едут на восток, а по глубоким рытвинам от колес в глине догадывалась, что пони выбрались на основную здешнюю дорогу. Промежуточной целью была деревня, носившая название Опиталь-де-Сер, по расположенному в ней женскому монастырю. Когда тени начали удлиняться, Керис принялась осматриваться с растущим нетерпением и тревогой в надежде найти хоть кого-то, кто подскажет, куда ехать дальше.
Дети по их приближении в ужасе разбегались, но Керис еще не достигла той степени отчаяния, чтобы обращаться за помощью к оголодавшим мужчинам. Она надеялась встретить какую-нибудь женщину. Но молодых женщин не попадалось вообще, и у Керис зародились нехорошие подозрения относительно их участи после столкновения со свирепыми англичанами. Время от времени она замечала вдалеке одинокие фигуры, собиравшие жатву на избежавших пожара полях, но от дороги удаляться не хотелось.
Наконец под яблоней возле прочного каменного дома монахини увидели сморщенную старуху, которая ела маленькие неспелые яблоки. Старуха выглядела напуганной, и, чтобы не устрашить ее еще сильнее, Керис спешилась. Старуха попыталась спрятать свою жалкую снедь в складках платья, но убежать у нее, похоже, не было сил.
Керис вежливо обратилась к ней:
– Добрый вечер, матушка. Могу я узнать, эта дорога приведет нас в Опиталь-де-Сер?
Старуха подобралась и ответила на удивление внятно. Указав в том направлении, куда двигались монахини, она проговорила:
– Через лес и по холму.
Керис заметила, что у нее нет зубов. Должно быть, тяжело грызть неспелые яблоки одними деснами.
– Далеко? – уточнила она.
– Ой, далеко.
«Для старухи в возрасте все далеко», – с жалостью подумала Керис.
– К ночи доберемся?
– Верхом-то да.
– Спасибо, матушка.
– У меня была дочь. И двое внуков. Одному четырнадцать, другому шестнадцать. Славные мальчики.
– Мне очень жаль это слышать.
– Англичане. Да сгорят они все в аду.
Очевидно, она не поняла, что Керис и Мэйр тоже англичанки. Эта мысль подсказала Керис, что местные не в состоянии определить, откуда тот или иной путник.
– Как звали ваших мальчиков, матушка?
– Жиль и Жан.
– Я буду молиться за души Жиля и Жана.
– У вас есть хлеб?
Керис огляделась, проверяя, нет ли поблизости кого-то еще, но никого не увидела, и кивнула спутнице. Та достала из седельной сумки остатки хлеба и протянула старухе.
Та выхватила его и принялась жевать деснами.
Когда отъехали, Мэйр обронила:
– Если дальше будем раздавать еду, сами начнем голодать.
– Знаю. А как было отказать?
– Мы не сможем исполнить наше поручение, если умрем.
– Мы же все-таки монахини, – строго напомнила Керис, – и должны помогать страждущим, а Господь решит, когда нам умереть.
Мэйр изумилась:
– Ты никогда раньше так не говорила.
– Мой отец ненавидел тех, кто проповедует о морали. Все мы хороши, любил он повторять, когда нам это нужно, но такое благочестие не в счет. А вот когда ужасно хочется сотворить что-нибудь этакое – обогатиться на нечестной сделке, прильнуть к сладким губкам жены соседа или солгать, чтобы выпутаться из неприятностей, – вот тогда и нужно соблюдать правила. Честность подобна мечу, говорил он, ни к чему размахивать им, коли ты не намерен сражаться. Правда, он совсем не разбирался в мечах.
Мэйр помолчала. То ли обдумывала услышанное, то ли просто решила не ввязываться в спор. Керис не стала выяснять.