Мир без конца

Ральф с остальными людьми графа Роланда находился на правом крыле, которым командовал молодой принц Уэльский. Англичане встали «бороной» – это построение доказало свою полезность еще в сражениях со скоттами. Слева и справа клиньями стояли лучники, и это были два зубца «бороны». Между клиньями, оттянувшись назад, расположились спешенные рыцари и пехота. Такое построение до сих пор было в новинку, и многие рыцари его не одобряли: они любили коней и чувствовали себя уязвимыми на земле. Но король остался неумолим – ни одного человека верхом быть не должно. Перед строем рыцарей вырыли ямы в фут глубиной и шириной, ловушки для французских коней.

Справа от Ральфа, на краю гребня, поставили другую новинку: три механизма, что звались бомбардами, или пушками. Они воспламеняли порох и стреляли круглыми камнями. Их протащили по всей Нормандии, но до сих пор ни разу не применяли, и никто точно не знал, будет ли от них прок. Однако сегодня королю Эдуарду требовалось любое оружие, поскольку противник одолевал англичан числом в промежутке от четырехкратного до семикратного превосходства.

На левом крыле силы графа Нортхепмптона выстроились точно такой же «бороной». Позади передних линий ждала приказа королевская баталия. Еще дальше, за станом короля, находились два пути отхода. Обозные повозки поставили в круг, внутри которого укрылись повара, строители и конюхи заодно с лошадьми. А за обозом раскинулся лес, где при поражении могли скрыться остатки английского войска; французским рыцарям верхом будет трудно их преследовать.

Англичане стояли в боевом построении с раннего утра, утолив голод надоевшим бобовым супом с луком. Ральф в кирасе обливался потом, так что дождь пришелся весьма кстати. Кроме того, потоки воды предательски размыли склон, по которому придется наступать французам.

Ральф догадывался, как именно поступят французы. Генуэзские арбалетчики начнут стрелять из-за щитов, пытаясь расстроить переднюю линию англичан. Затем, когда нанесут достаточный урон, арбалетчики расступятся, и французские рыцари помчатся вперед на своих боевых конях.

Страшнее такого наступления ничего быть не может. Получивший прозвание «furor fransiscus»[72]

, этот прием считался наиболее сокрушительным оружием французов. Честь запрещала рыцарям помышлять о собственной безопасности. Огромные кони, чьи седоки выглядели в доспехах железными великанами, волной прокатывались по врагу, сметая лучников, мечников и копейщиков.

Конечно, прием не всегда приносил желаемый результат. Нападение можно и отразить, в особенности когда местность благоприятствовала обороне, как сейчас. Однако французы, если натыкались на достойное сопротивление, ничуть не смущались – и нападали снова. К тому же сегодня они обладали таким численным превосходством, что Ральф не видел возможности отбивать их натиск до бесконечности.

Ему было страшно, но все же он ничуть не жалел, что ушел в этот поход. Семь лет подряд он жил той деятельной жизнью, которой всегда хотел, жизнью, когда сильные становятся королями, а слабых в расчет не принимают. Ему было двадцать девять, а люди действия редко доживают до старости. Он совершал гнусные поступки, но грехи ему отпустили, утром это сделал епископ Ширингский, что стоял теперь возле своего отца, вооруженный жуткого вида булавой. Священникам не полагалось проливать кровь, потому на поле брани они не прибегали к колющему оружию, соблюдая это правило.

Арбалетчики в белых куртках достигли подножия холма. Английские лучники, которые сидели в ожидании, воткнув стрелы наконечниками в землю, повскакивали и принялись накладывать тетивы. Ральф подумал, что большинство из них разделяет его чувства, испытывает облегчение оттого, что закончилось долгое ожидание, и страх при мысли о численном преимуществе противника.

Похоже, времени в запасе оставалось предостаточно. Ральф видел, что генуэзцы не прикрылись щитами-павезами, без которых обычно не сражались. Значит, бой начнется не раньше, чем принесут щиты.

За спинами арбалетчиков тысячи рыцарей вливались в долину с юга и выстраивались по краям, слева и справа. Выглянувшее из-за туч солнце осветило яркие стяги-баннеры и конские попоны. Ральф узнал герб графа Алансонского, брата французского короля Филиппа.

Арбалетчики остановились у подножия холма. Их были тысячи. Словно по сигналу, они издали громкий вопль. Некоторые даже запрыгали на месте. Протрубили горны.

Боевой клич был призван запугать врага. Быть может, на кого-то он и действовал, но английское войско состояло из опытных бойцов, закаленных шестинедельным походом, – их одним криком было не запугать. Англичане безразлично глядели на противника.

Вдруг, к изумлению Ральфа, генуэзцы вскинули арбалеты и выстрелили.

Что они делают? У них же нет щитов!

Воздух наполнился громким воем, когда пять тысяч железных болтов понеслись к вершине холма. Но арбалетчики находились слишком далеко. Может, они упустили из виду то обстоятельство, что стрелять надо вверх; может, предвечернее солнце за спинами англичан слепило им глаза. Так или иначе, болты просто не долетели до цели.