Мир без конца

«Где же ее похоронили?» – подумал он с горечью, и сразу вспомнил, что во Флоренции покойников хоронить перестали. Люди боялись выходить из дома, просто выволакивали тела на улицу и бросали. Городские воры, нищие и пьяницы приобрели новое ремесло: их стали называть трупоносцами – becchini, – и они заламывали безумные цены, соглашаясь забрать тела с улиц и отнести к братской могиле. Можно вовек не узнать, где упокоилась Сильвия.

Они поженились четыре года назад. Глядя на портрет жены, облаченной в красное платье святой Анны, Мерфин вдруг испытал приступ болезненной честности и задался вопросом, а любил ли он ее на самом деле. Она очень ему нравилась, но это вовсе не была всепоглощающая страсть. Она была чрезвычайно независима в суждениях и остра на язык, а ему единственному во Флоренции хватило силы духа посвататься к ней, пускай богатство ее отца и привлекало многих. Словно в награду, Сильвия крепко привязалась к нему, но не упускала случая измерить глубину его чувств. «О чем ты думаешь?» – спрашивала она порой, и он чувствовал себя виноватым, потому что вспоминал Кингсбридж. Потом стала спрашивать иначе: «О ком ты думаешь?» Он ни разу не обмолвился о Керис, однако Сильвия неизменно говорила: «О женщине. Я вижу по твоему лицу». Постепенно она начала упоминать «твою английскую девушку». Могла обронить: «Опять вспоминаешь свою английскую девушку», – и всегда оказывалась права. Кажется, она с этим смирилась. Мерфин был верен ей, а дочь попросту обожал.

Немного погодя Мария принесла ему суп и хлеб.

– Какой сегодня день?

– Вторник.

– Сколько я пробыл в постели?

– Две недели. Вы очень сильно болели.

Оставалось лишь гадать, почему он выжил. Некоторые люди вообще не заражались, как если бы они обладали какой-то естественной защитой, но почти все заболевшие умирали. Немногим счастливцам, умудрившимся выздороветь, везло вдвойне: никто из них не заболевал повторно.

Поев, Мерфин ощутил прилив сил. Прежняя жизнь закончилась, нужно все начинать заново. Его посетило подозрение, что в бреду он думал именно об этом, но обрывки воспоминаний опять ускользнули.

Сперва нужно выяснить, кто выжил из членов семьи.

Он отнес тарелки на кухню, где Мария кормила Лоллу хлебом, смоченным в козьем молоке, и спросил:

– Что с родителями Сильвии? Они живы?

– Не знаю. Ничего о них не слышала. Я выхожу из дома только купить еду.

– Нужно выяснить.

Мерфин оделся и спустился вниз. Первый этаж дома занимала мастерская, на заднем дворе хранились запасы дерева и камня. Никто не трудился, все прятались внутри – или где-то в городе.

Он вышел на улицу. Дома вокруг были в основном каменными, а некоторые выглядели настоящими дворцами, не сравнить с кингсбриджскими. Богатейший житель Кингсбриджа, Эдмунд-суконщик, проживал в деревянном доме. Во Флоренции в таких жили бедняки.

Улица пустовала. Никогда прежде он не видел ее настолько безлюдной, даже ночью. Ему стало жутко. Сколько же людей погибло? Треть города? Половина? Может, их призраки еще бродят по Флоренции, прячась по темным углам и завистливо посматривая на тех, кому посчастливилось выжить?

Дом Кристи стоял на следующей улице. Тесть Мерфина Алессандро Кристи стал его первым и лучшим другом во Флоренции. В свое время он учился вместе с Буонавентурой Кароли. Именно он дал Мерфину первый заказ – возвести простое складское помещение. Этот человек приходился Лолле дедом.

Деревянная дверь pagaletto Алессандро оказалась заперта. Это было необычно. Мерфин постучал и стал ждать. Какое-то время спустя ему открыла Елизавета, невысокая полная женщина, служившая у Аллесандро прачкой. Она ошарашенно воззрилась на него и воскликнула:

– Вы живы!

– Здравствуй, Бетта. Рад, что ты тоже жива.

Прачка отвернулась и крикнула в глубь дома:

– Это английский лорд!

Мерфин много раз говорил, что он не лорд, но слуги не верили.

Он вошел в дом.

– Алессандро? – окликнул он.

Прачка покачала головой и залилась слезами.

– А хозяйка?

– Оба мертвы.

Лестница вела от входной двери наверх, на главный этаж. Мерфин стал медленно подниматься, не переставая дивиться собственной слабости. В парадном зале он присел перевести дух. Алессандро был богат, зал изобиловал шпалерами и картинами, драгоценными украшениями и книгами.

– Кто-нибудь выжил? – спросил Мерфин у Елизаветы.

– Только Лена и ее дети.

Лена была наложницей Алессандро. Среди флорентийских богачей такое было не то чтобы распространено, но никто этому не удивлялся. Она родилась где-то в Азии и прижила от Алессандро двух маленьких детей, мальчика и девочку. Тот относился к ним, как к своим законным отпрыскам. Сильвия ворчала даже, что отец привязан к малышам больше, чем к ней и ее брату. Утонченные флорентийцы воспринимали подобное не столько как скандал, сколько как простительную причуду.

– А синьор Джанни? – осведомился Мерфин, имея в виду брата Сильвии.

– Умер. Его жена тоже. Их ребенок у меня.

– Господи Боже.

Бетта неуверенно спросила:

– А ваша семья, лорд?

– Жена умерла.

– Мне очень жаль.

– Но Лолла жива.

– Слава Всевышнему!

– Мария приглядывает за нею.

– Она хорошая женщина. Принести вам что-нибудь выпить?