– Нет, ничего такого. – Олдермен, похоже, злился, что его не предупредили, и Керис пришла к выводу, что он говорит правду.
Если Элфрик в недоумении, выходит, Годвин вряд ли посвятил кого-либо вообще в свои намерения. Приор бежал от чумы и, очевидно, не хотел, чтобы кто-нибудь увязался за ним, распространяя смертоносную болезнь. Помнится, Мерфин советовал уезжать как можно раньше, как можно дальше и надолго. Годвин словно подслушал и теперь может быть где угодно.
– Если он объявится, или если появится кто-то из монахов, пожалуйста, сообщи мне, – попросила Керис.
Элфрик ничего не ответил.
Керис заговорила громче, чтобы ее слышали работники.
– Годвин украл всю соборную утварь. – Послышался возмущенный ропот. Люди привыкли думать, что драгоценная утварь принадлежит городу. Не исключено, что богатые ремесленники и в самом деле способствовали ее приобретению. – Епископ хочет вернуть ценности. Всякий, кто помогает Годвину или даже просто скрывает его местонахождение, повинен в святотатстве.
Элфрик совсем растерялся. Он усердно старался много лет стать незаменимым для Годвина, а теперь его покровитель бежал.
– Должно же быть какое-то разумное объяснение, – пробормотал он.
– Неужели? Тогда почему Годвин никому ничего не сказал? Даже записки не оставил?
Элфрик замялся, не находя ответа.
Керис поняла, что нужно поговорить с ведущими городскими купцами, и чем скорее, тем лучше.
– Созови собрание гильдии, – попросила она Элфрика. Тут же ей пришло в голову, как надежнее его убедить. – Епископ требует, чтобы заседание провели сегодня после обеда. Пожалуйста, оповести людей.
– Хорошо.
Придут все, потому что будут сгорать от любопытства.
Керис вышла из церкви и двинулась обратно к аббатству. У таверны «Белая лошадь» она невольно остановилась. Молодая девушка о чем-то говорила с мужчиной постарше себя, и что-то в их беседе заставило Керис насторожиться. Она всегда остро воспринимала уязвимость девичества – быть может потому, что помнила себя подростком, а может, из-за дочери, которой у нее никогда не было. Она укрылась в дверном проеме и стала наблюдать.
Мужчина был одет бедно, но щеголял дорогой меховой шапкой. Керис его не знала, но предположила, что это поденный работник, получивший шапку в наследство. В городе умерло столько людей, что роскошная одежда разошлась по рукам, и странные зрелища вроде вот этого перестали быть редкостью. Девушка выглядела лет на четырнадцать, была красива, но фигура у нее оставалась почти детской. Керис с грустью отметила, что девчонка строит мужчине глазки, пусть и не слишком умело. Мужчина достал из кошеля деньги, и эти двое заспорили. Потом он потискал девушку за грудь.
Керис решила, что видела достаточно, и решительно направилась к этой парочке. Мужчина покосился на ее монашеское облачение и быстро ушел. Девушка явно засмущалась, но как будто и разозлилась.
– Ты продаешь свое тело? – строго спросила Керис.
– Нет, матушка.
– Отвечай правду! Зачем ты позволила ему дотронуться до своей груди?
– Я не знаю, что делать. Мне нечего есть, а вы его прогнали. – Девушка разрыдалась.
Керис верила, что девчонка оголодала. Та выглядела исхудавшей и бледной.
– Идем со мной. Я тебя накормлю. – Она взяла девушку за руку и повела к аббатству. – Как тебя зовут?
– Исми.
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать.
Дошли до монастыря, и Керис отвела Исми на кухню, где готовили обед для сестер под присмотром послушницы по имени Уна. Кухарка Жозефина умерла от чумы.
– Дай этому ребенку хлеба и масла, – распорядилась Керис, села и стала смотреть, как Исми ест. Судя по всему, девочка не видела еды уже несколько дней. Она мгновенно умяла больше половины четырехфунтового хлеба и только тогда отодвинулась. Керис налила ей кружку сидра.
– Почему ты голодаешь?
– Все мои родные умерли от чумы.
– Кем был твой отец?
– Портным. Я хорошо умею шить, но никто нынче не покупает одежду. Все, что нужно, берут в домах умерших.
– Вот почему ты решила торговать собой.
Девочка потупилась.
– Простите, мать-настоятельница. Я очень хотела есть.
– Это был первый раз?
Исми покачала головой, не смея встречаться с Керис взглядом.
На глазах Керис выступили слезы бессильной ярости. Кем же нужно быть, чтобы польститься на оголодавшую тринадцатилетнюю девочку? Как Господь допускает такое?
– Хочешь жить здесь, с монахинями, и работать на кухне? У тебя всегда будет еда.
Во взгляде Исми вспыхнула надежда.
– О да, матушка, очень хочу.
– Тогда оставайся. Можешь помочь готовить обед. Уна, это твоя новая помощница.
– Спасибо, мать Керис, мне впору любая помощь.
Керис вышла из кухни и задумчиво направилась в собор на службу шестого часа. Она начинала понимать, что чума не просто зараза, поражающая тело. Исми не заболела, однако ее душа оказалась в опасности.
Службу вел епископ Анри, потому Керис продолжила предаваться размышлениям. На собрании приходской гильдии нужно говорить не только о бегстве монахов. Пора начинать борьбу с последствиями чумы. Но как?